Природные условия. Залежи нефти и природного-газа Великобритания. Природные условия Китая разнообразны и поэтому почвы бывают различными – от красноземов. Природные условия Финикии кратко Финикия была небольшим объединением городов-государств, которые занимали тонкую полосу территории вдоль восточного побережья Средиземного моря севернее Израиля. Ширина их территории не превышала 30 километров, и простиралась вдоль моря на 200 километров. Природные условия Финикии были сравнительно высокими – их земли располагались на высокогорье, 2-3 тыс. Метров над поверхностью моря. При этом их географическое расположение оставило свой отпечаток и на названии их городов. Город «Библ» вовсе не связан с Библией, на финикийском языке это название значит «гора». ![]() ![]() Название «Тир» переводится как скала, при этом большая часть их городов находилась на морском побережье, или островах, что было обусловлено их способом жизни. Финикийские города располагались близко друг к другу, местность между ними была благоприятной для мореплавателей – леса и рощи, богатые каштанами, кедром и дубами, давали им строительный материал для кораблей, многочисленные горные реки образовывали удобные гавани и давали пресную воду. Между горами были достаточно обширные равнины, которые позволяли финикийцам вести земледелие, хотя пахотных земель было сравнительно немного. Большую часть пищи финикийцы получали из моря – их рыбацкие корабли постоянно выходили в море, возвращаясь с богатым уловом. Природные условия Финикии позволяли местным жителям заниматься земледелием, не сооружая масштабные системы ирригационных каналов. При этом сама местность оставалась весьма труднодоступной, города отделялись друг от друга естественным образом, поэтому здесь так и не образовалось единое государство. Однако в этом и была слабость финикийцев – вновь окрепшая Ассирия сумела восстановить могущество, прибрав их земли к рукам. » » Природные условия и ресурсы Японии Климат Климат Японии существенно зависит от широты и меняется от прохладного и умеренного на Хоккайдо до субтропического на Окинаве. Большая часть страны расположена в области теплого, дождливого умеренного климата; в горах круглый год холоднее. В климате побережья есть большие отличия. В июне и июле в этих регионах выпадает много дождей. В сентябре па тихоокеанском побережье бывают сильным дожди и тайфуны, но зимой здесь солнечная погода, на берегу Японского моря зимой идут сильные дожди и выпадает много снега. Климат Японии в целом довольно благоприятен с точки зрения ведения сельского хозяйства и проживания людей. Климатические условия разных районов заметно отличается друг от друга. ![]() Важнейшим фактором, формирующим климат, являются муссоны, летом сопровождающиеся тайфунами и ливнями, а зимой – снегопадами. Смягчающее воздействие оказывает тёплое океаническое течение Куросио. Благодаря климатическим условиям в южных субтропических и тропических областях можно собирать по два урожая в год. Зимой Япония находится под влиянием восточных муссонов. Летом проявляется воздействие более слабых северо-западных муссонов. Летние штормы обычно не очень сильные и поражают только северную Японию, но тайфуны проносятся над тихоокеанским побережьем Хонсю, Сикоку и Кюсю и летом и осенью. Во время дождливого сезона с середины июня до середины июля нередко выпадает большая часть годовой нормы жидких осадков во многих районах южной Японии, тогда как для Хонсю и Хоккайдо характерны зимние дожди и снегопады. Климат южных горных районов сопоставим с климатом северных равнин. Вегетационный период продолжается 250 дней на равнинах южного Кюсю, 215 – на равнине Канто и в горах Кюсю, 175 – на берегах Хонсю, 155 – в Японских Альпах и на западном побережье Хоккайдо и 125 – на северном побережье Хоккайдо.Таким образом, высокая сейсмичность и вулканизм оказывают значительное влияние на хозяйственное освоение территории. Частые землетрясения, тайфуны и цунами приводят к серьезным разрушениям и дестабилизируют общую хозяйственную деятельность страны. Запасы полезных ископаемых Японии крайне ограничены, что ставит ее в зависимость от импорта и отношений со странами-экспортерами. Природные ресурсы Примерно 60% площади Японии покрыто лесами. Флора Японии отличается большим видовым разнообразием и включает 2750 видов, в том числе 168 древесных пород. На Японских островах встречаются растения, характерные для тропической, субтропической и умеренной зон. ![]() На островах Рюкю (Нансей) распространены влажные тропические леса, в которых растут пальмы, древовидный папоротник циатея, саговник, многоплодник (подокарпус), банан, фикус и др., в горах – вечнозеленые дубы и такие тропические хвойные, как сосна акамацу, пихта мами, тсуга. Многочисленны лианы и эпифиты, главным образом папоротники. На Яку сохранились естественные леса из японской криптомерии, отдельным деревьям которой, достигающим 40–50 м в высоту и 5 м в диаметре, уже около 2000 лет. К северу от Японских Альп на Хонсю и в южной половине Хоккайдо простираются широколиственные листопадные леса. Несколько выше на горных склонах растут хвойно-широколиственные леса. Выше 500 м над уровнем моря на Хоккайдо эти леса сменяются елово-пихтовыми горнотаёжными. Некоторые горы на Хонсю, в том числе Фудзияма, и центральный горный массив на Хоккайдо вздымаются выше верхней границы леса. Но естественная растительность Японии сильно пострадала от деятельности человека. Леса, особенно на равнинах, вытеснены сельскохозяйственными угодьями. Дикая фауна сохранилась в основном в пределах многочисленных охраняемых территорий – в национальных парках, резерватах, заповедниках, морских парках. Многие леса вырублены и заменены посадками лиственницы, сосны, ели, а также криптомерии – хвойного дерева с густой и узкой кроной. Так же в Японии особое значение уделяется развитию рекреационных ресурсов. Вопросы культуры и эстетики ландшафта, декоративное садоводство, создание парков и заповедников, охрана памятников старины вошли в жизнь японского народа издавна. Сейчас в Японии имеется около 25 национальных парков. На развитие туризма приходится расплачиваться, сейчас высказывается озабоченность значительным повреждением естественной окружающей среды. Поэтому разрабатываются пути лучшего использования достопримечательностей природы, одновременно с её защитой и сохранением. Своих полезных ископаемых в стране мало, поэтому большую их часть приходится ввозить из-за границы. Для Японии характерны существенные различия животного мира разных островов, массовое распространение вплоть до 40 градусов с.ш. Обезьян, значительное видовое разнообразие птиц. Кроме того, в Японии останавливается на пролете большое число перелетных пернатых. Пресмыкающиеся немногочисленны; ядовитых змей всего два вида, особенно опасен тригоноцефал. В жизни японцев велика роль морей, омывающих страну. Рыбу ловят в прибрежных водах, в Тихом, Индийском и Атлантическом океанах. Реки Японии многочисленны, но малопротяжённы. Крупнейшая из них – река Синако (367 км). Большинство рек – это бурные горные потоки, источники гидроэнергетики и воды для ирригации. Для судоходства реки непригодны. Страницы: 1 Еще по теме: Чуйская область является самым промышленно и сельскохозяйственно развитым регионом Киргизии и имеет довольно своеобразную демолингвистическую ситуацию. Исторически основной степной массив области был практически незаселён до появления здесь первых русских и украинских поселенцев в последней четверт. Минц дал следующее определение естественных ресурсов. Естественные ресурсы— 'это тела и силы природы, которые на данном уровне развития производительных сил и изученности могут быть использованы для удовлетворения потребностей человеческого общества в форме непосредственного участия в мат. СЭЗ «Находка» СЭЗ «Находка», первая в России, была образована в октябре 1990 года. Целями создания СЭЗ, согласно указанным документам, являются развитие торгово-экономического и научно-технического сотрудничества с зарубежными странами, обеспечение благоприятных условий для привлечения иностранного.
0 Comments
Повествование ведётся от лица мужчины, имя которого в рассказе не упоминается. Гончий пёс появился в городе внезапно, никто не знал, откуда он пришёл. Одни говорили, что весной его бросили цыгане, другие — что его принесло на льдине. Так или иначе, но, появившись весной, когда дни наполнены блеском солнца, звоном ручьёв и запахом коры, он остался жить в городе. Прошлое гончего было неизвестным, однако рассказчик догадывался, что он появился под каким-нибудь крыльцом. ![]() ![]() В отличие от своих братьев и сестёр, открыв глаза, пёс не увидел мира, он был слепым. Вскоре мать оставила своих детей. Гончий стал никому не нужным псом. Ему было тяжело на улице, слепота мешала псу выживать, даже обычная собачья драка давалась ему с трудом. Он стал бездомным псом-бродягой, угрюмым, неловким и недоверчивым. Но однажды в его жизни появился человек В то лето рассказчик жил в небольшом городке, он поселился в доме одинокого добродушного доктора. Однажды доктор увидел того самого слепого пса, привёл его к себе домой, вымыл и накормил, после чего хотел отпустить обратно, однако пёс не хотел уходить и продолжал дрожать. ![]() ![]() Продолжение текста после рекламы Ночью доктор решил оставить пса себе. На небе горела большая звезда, и он назвал гончего Арктуром. Тот сразу же откликнулся на имя и полюбил нового хозяина. Арктур гончий пёс по рассказу Юрия Казакова. О судьбе слепой собаки, которую приютил. Арктур – гончий пес. История появления его в городе осталась неизвестной. Краткое содержание Казаков Никишкины. Рассказ писателя Казакова. Арктур - гончий пес. Впоследствии рассказчику удалось узнать Арктура поближе. Арктур понимал, что он не такой как все, в его походке читалась неуверенность и осторожность. Он познавал мир с помощью носа и ушей, хорошо ориентировался в городе, но многое так и оставалось для него неизведанным. Арктур никогда не просил пожалеть его. Рассказчик был свидетелем того, как бык боднул пса, а пастух ударил его кнутом, но Арктур даже не заскулил. Одним ранним утром рассказчик пошёл в лес, Арктур увязался за ним. Вначале гончему было страшно, но постепенно лес начал восхищать его и вызывать интерес. Выйдя на луг, Арктур помчался в кусты, учуяв кого-то. Рассказчик долго не мог поймать пса, но когда, наконец, увидел его, Арктур выглядел уже по-другому. Пёс бежал уверенно, в глазах горела страсть, несмотря на видимые ушибы, он выглядел возбуждённым. С тех пор жизнь пса поменялась. С утра он пропадал в лесу на охоте. Ему было тяжело поймать добычу, поэтому домой он возвращался несытым. Как-то рассказчик увидел, как Арктур охотился на лису, и понял, что тот — хороший охотник. Арктуру не хватало хозяина-охотника, из-за этого отношения с доктором у него немного изменились. Вскоре по городу разнеслась молва о выдающемся гончем псе, в дом доктора стали приходить люди, чтобы посмотреть на Арктура и уговорить хозяина продать его, но он категорически отказывался. Неприятный старик-охотник долго умолял доктора отдать ему собаку. Получив отказ, старик пригрозил, что собака всё равно будет его. После его ухода огорчённый доктор спросил у пса, предаст ли тот его когда-нибудь. Рассказчик же считал, что Арктур уже изменил хозяину, войдя когда-то в лес. Благодаря рекламе Брифли бесплатен В конце лета Арктур не вернулся со своей охоты, все заподозрили старика, но оказалось, что он не крал собаку. Весь город старался найти пса, выяснилось, что многие его любили. Доктор тяжело переживал потерю друга, рассказчик тоже. В глубине души он жалел, что это была не его собака. Но и доктор, и рассказчик знали, что поиски бесполезны, потому что Арктур погиб. В доме стало тихо и пусто. Рассказчик уехал. Вернувшись через два года, весной, он вновь поселился у доктора. На следующий день он пошел в лес на охоту и нашёл там останки Арктура. Пёс умер, наткнувшись на острый, обвалившийся сук ёлки, когда бежал за добычей. Рассказчик побрёл обратно, размышляя над именем Арктура. Никакая собака не была так достойна громкого имени, имени немеркнущей голубой звезды. Памяти М.М.Пришвина 1 История появления его в городе осталась неизвестной. Он пришел весной откуда-то и стал жить. Он никому не надоедал, никому не навязывался и никому не подчинялся – он был свободен. Говорили, что его бросили проезжавшие весной цыгане. Странные люди цыгане! Ранней весной они трогаются в путь. Одни едут на поездах, другие – на пароходах или плотах, третьи плетутся по дорогам в телегах, неприязненно посматривая на проносящиеся мимо автомашины. Люди с южной кровью, они забираются в самые глухие северные углы. Внезапно становятся табором под городом, несколько дней слоняются по базару, щупают вещи, торгуются, ходят по домам, гадают, ругаются, смеются – смуглые, красивые, с серьгами в ушах, в ярких одеждах. Но вот уходят они из города, исчезают так же внезапно, как и появились, и уже никогда не увидеть их здесь. Придут другие, но этих не будет. Мир широк, а они не любят приходить в места, где уже раз побывали. Итак, многие были убеждены, что его бросили весной цыгане. Другие говорили, что он приплыл на льдине в весеннее половодье. Он стоял, черный, среди бело-голубого крошева, один неподвижный среди общего движения. А наверху летели лебеди и кричали: «клинк-кланк!» Люди всегда с волнением ждут лебедей. И когда они прилетают, когда на рассвете поднимаются с разливов со своим великим кличем «клинк-кланк!» – люди провожают их глазами, кровь начинает звенеть у них в сердце, и они знают тогда, что пришла весна. Шурша и глухо лопаясь, шел по реке лед, кричали лебеди, а он стоял на льдине, поджав хвост, настороженный, неуверенный, внюхиваясь и вслушиваясь в то, что делалось кругом. Когда льдина подошла к берегу, он заволновался, неловко прыгнул, попал в воду, но быстро выбрался на берег и, отряхнувшись, скрылся среди штабелей леса. Так или иначе, но, появившись весной, когда дни наполнены блеском солнца, звоном ручьев и запахом коры, он остался жить в городе. О его прошлом можно только догадываться. Наверное, он родился где-нибудь под крыльцом, на соломе. Мать его, чистокровная сука из породы костромских гончих, низкая, с длинным телом, со вздувшимся животом, когда пришла пора, исчезла под крыльцом, чтобы совершить свое великое дело в тайне. Ее звали, она не откликалась и ничего не ела, вся сосредоточенная в себе, чувствуя, что вот-вот должно совершиться то, что важнее всего на свете, важнее даже охоты и людей, – ее властелинов и богов. Он родился, как и все щенки, слепым, был тотчас облизан матерью и положен поближе к теплому животу, еще напряженному от родовых схваток. И пока он лежал, привыкая дышать, у него все прибавлялись братья и сестры. Они шевелились, кряхтели и пробовали скулить – такие же, как и он, дымчатые щенки с голыми животами и короткими дрожащими хвостиками. Скоро все кончилось, все нашли по соску и затихли, – раздавалось только сопение, чмоканье и тяжелое дыхание матери. Так началась их жизнь. В свое время у всех щенят прорезались глаза, и они узнали с восторгом, что есть мир еще более великий, чем тот, в котором они жили до сих пор. У него тоже открылись глаза, но ему никогда не суждено было увидеть света. Он был слеп, бельма толстой серой пленкой закрывали его зрачки. Для него настала горькая и трудная жизнь. Она была бы даже ужасной, если бы он мог осознать свою слепоту. Но он не знал того, что слеп, ему не дано было знать. Он принимал жизнь такой, какой она досталась ему. Как-то случилось, что его не утопили и не убили, что было бы, конечно, милосердием по отношению к беспомощному, ненужному людям щенку. Он остался жить и претерпел великие мытарства, которые раньше времени закалили и ожесточили его тело и душу. У него не было хозяина, который дал бы ему кров, кормил бы его и заботился о нем, как о своем друге. Он стал бездомным псом-бродягой, угрюмым, неловким и недоверчивым, – мать, выкормив его, скоро потеряла к нему, как и к его братьям, всякий интерес. Он научился выть, как волк, так же длинно, мрачно и тоскливо. Он был грязен, часто болел, рылся на свалках возле столовых, получал пинки и ушаты грязной воды наравне с другими такими же бездомными и голодными собаками. Он не мог быстро бегать, ноги, его крепкие ноги, в сущности, не были ему нужны. Все время ему казалось, что он бежит навстречу чему-то острому и жестокому. Когда он дрался с другими собаками – а дрался он множество раз на своем веку, – он не видел своих врагов, он кусал и бросался на шум дыхания, на рычание и визг, на шорох земли под лапами врагов и часто бросался и кусал впустую. Неизвестно, какое имя дала ему мать при рождении, – ведь мать, даже и собака, всегда знает своих детей по именам. Для людей он не имел имени Неизвестно также, остался бы он жить в городе, ушел бы или сдох где-нибудь в овраге, молясь в тоске своему собачьему богу. Но в судьбу его вмешался человек, и все переменилось. 2 В то лето я жил в маленьком северном городе. Город стоял на берегу реки. По реке плыли белые пароходы, грязно-бурые баржи, длинные плоты, широкоскулые карбасы, с запачканными черной смолой бортами. У берега стояла пристань, пахнувшая рогожей, канатом, сырой гнилью и воблой. На пристани этой редко кто сходил, разве только пригородные колхозники в базарный день да унылые командировочные в серых плащах, приезжавшие из области на лесозавод. Вокруг города по низким пологим холмам раскинулись леса, могучие, нетронутые: лес для сплава рубили в верховьях реки. В лесах попадались большие луговины и глухие озера с огромными старыми соснами по берегам. Сосны все время тихонько шумели. Когда же с Ледовитого океана задувал прохладный влажный ветер, нагоняя тучи, сосны грозно гудели и роняли шишки, которые стукались о землю. Я снял комнату на окраине, на верху старого дома. Хозяин мой, доктор, был вечно занятый, молчаливый человек. Раньше он жил с большой семьей. Но двух сыновей его убили на фронте, жена умерла, дочь уехала в Москву, доктор жил теперь один и лечил детей. Была у него одна странность: он любил петь. Тончайшим фальцетом он вытягивал всевозможные арии, сладостно замирая на высоких нотах. Внизу у него были три комнаты, но он редко заходил туда, обедал и спал на террасе, а в комнатах было сумрачно, пахло пылью, аптекой и старыми обоями. Окно моей комнаты выходило в одичавший сад, заросший смородиной, малиной, лопухом и крапивой вдоль забора. По утрам за окном возились воробьи, тучами налетали дрозды клевать смородину, доктор не гонял их и ягоду не собирал. На забор иногда взлетали соседские куры с петухом. Петух громогласно пел, вытягивая кверху шею, дрожал хвостом и с любопытством смотрел в сад. Наконец он не выдерживал, слетал вниз, за ним слетали куры и поспешно начинали рыться возле смородиновых кустов. Еще в сад забредали коты и, затаясь возле лопухов, следили за воробьями. Я жил в городе уже недели две, но все никак не мог привыкнуть к тихим улицам с деревянными тротуарами, с прораставшей между досок травой, к скрипучим ступеням лестницы, к редким гудкам пароходов по ночам. Это был необычный город. Почти все лето стояли в нем белые ночи. Набережная и улицы его были негромки и задумчивы. По ночам возле домов раздавался отчетливый дробный стук – это шли редкие рабочие с ночной смены. Шаги и смех влюбленных всю ночь слышались спящим. Казалось, что у домов чуткие стены и что город, притаившись, вслушивается в шаги своих обитателей. Ночью наш сад пах смородиной и росой, с террасы доносился тихий храп доктора. А на реке бубнил мотором катер и пел гнусавым голосом: ду-дуу Однажды в доме появился еще один обитатель. Вот как это произошло. Возвращаясь как-то с дежурства, доктор увидел слепого пса. С обрывком веревки на шее он сидел, забившись между бревен, и дрожал. Доктор и раньше несколько раз видел его. Теперь он остановился, рассмотрел его во всех подробностях, почмокал губами, посвистал, потом взялся за веревку и потащил слепого к себе домой. Дома доктор вымыл его теплой водой с мылом и накормил. По привычке пес вздрагивал и поджимался во время еды. Ел он жадно, спешил и давился. Лоб и уши его были покрыты побелевшими рубцами. – Ну, теперь ступай! – сказал доктор, когда пес наелся, и подтолкнул его с террасы. Пес уперся и задрожал. – Гм – произнес доктор и сел в качалку. Наступал вечер, небо потемнело, но не гасло совсем. Загорелись самые крупные звезды. Гончий пес улегся на террасе и задремал. Он был худ, ребра выпирали, спина была острой и лопатки стояли торчком. Иногда он приоткрывал свои мертвые глаза, настораживал уши и поводил головой, принюхиваясь. Потом снова клал морду на лапы и закрывал глаза. А доктор растерянно рассматривал его, ерзал в качалке и придумывал ему имя. Как его назвать? Или лучше избавиться от него, пока не поздно? На что ему собака! Доктор задумчиво поднял глаза: низко над горизонтом переливалась синим блеском большая звезда. – Арктур – пробормотал доктор. Пес шевельнул ушами и открыл глаза. – Арктур! – снова сказал доктор с забившимся сердцем. Пес поднял голову и неуверенно замотал хвостом. Иди сюда, Арктур! – уже уверенно, властно и радостно позвал доктор. Пес встал, подошел и осторожно ткнулся носом в колени хозяину. Доктор засмеялся и положил руку ему на голову. Так для слепого пса исчезло навсегда никем не произнесенное имя, которым назвала его мать, и появилось новое имя, данное ему человеком. Собаки бывают разные, как и люди. Есть собаки нищие, побирушки, есть свободные и угрюмые бродяги, есть глупо-восторженные брехуны. Есть унижающиеся, вымаливающие подачки, подползающие к любому, кто свистнет им. Извивающиеся, виляющие хвостом, рабски умильные, они бросаются с паническим визгом прочь, если ударить их или даже просто замахнуться. Много я видел преданных собак, собак покорных, капризных, гордецов, стоиков, подлиз, равнодушных, лукавых и пустых. Арктур не был похож ни на одну из них. Чувство его к своему хозяину было необыкновенным и возвышенным. Он любил его страстно и поэтично, быть может, больше жизни. Но он был целомудрен и редко позволял себе раскрываться до конца. У хозяина бывало минутами плохое настроение, иногда он был равнодушным, часто от него раздражающе пахло одеколоном. Но чаще всего он был добр, и тогда Арктур изнывал от любви, шерсть его становилась пушистой, а тело кололо как бы иголками. Ему хотелось вскочить и помчаться, захлебываясь радостным лаем. Но он сдерживался. Уши его распускались, хвост останавливался, тело обмякало и замирало, только громко и часто колотилось сердце. Когда же хозяин начинал толкать его, щекотать, гладить и смеяться прерывистым воркующим смехом, что это было за наслаждение! Звуки голоса хозяина были тогда протяжными и короткими, булькающими и шепчущими, они были сразу похожи на звон воды и на шелест деревьев и ни на что не похожи. Каждый звук рождал какие-то искры и смутные запахи, как капля рождает дрожь воды, а Арктуру казалось, что все это уже было с ним, было так давно, что он никак не мог вспомнить, где же и когда. Скорее всего такое же ощущение счастья было у него, когда он слепым щенком сосал свою мать. 3 В скором времени я получил возможность поближе познакомиться с жизнью Арктура и узнал много любопытного. Мне кажется теперь, что он как-то ощущал свою неполноценность. С виду он был совсем взрослой собакой с крепкими ногами, черной спиной и рыжими подпалинами на животе и на морде. Он был силен и велик для своего возраста, но во всех движениях его сквозили неуверенность и напряженность. И еще морде его и всему телу была свойственна сконфуженная вопросительность. Он прекрасно знал, что все живые существа, окружающие его, свободнее и стремительнее, чем он. Они быстро и уверенно бегали, легко и твердо ходили, не спотыкаясь и не натыкаясь ни. Шаги их по звуку отличались от его шагов. Сам он двигался всегда осторожно, медленно и несколько боком. Часто многочисленные предметы преграждали ему путь. Между тем куры, голуби, собаки и воробьи, кошки и люди и многие другие животные смело взбегали по лестницам, перепрыгивали канавы, сворачивали в переулки, улетали, исчезали в таких местах, о которых он и понятия не имел. Его же уделом были неуверенность и настороженность. Я никогда не видел его идущим или бегущим свободно, спокойно и быстро. Разве только по широкой дороге, по лугу да по террасе нашего дома Но если животные и люди были еще понятны ему и он, наверное, как-то отождествлял себя с ними, то автомашины, тракторы, мотоциклы и велосипеды были ему совсем непонятны и страшны. Пароходы и катера возбуждали в нем огромное любопытство на первых порах. И, лишь поняв, что ему никогда не разгадать этой тайны, он перестал обращать на них внимание. Точно так же никогда не интересовался он самолетами. Но если не мог он ничего увидеть, зато в чутье не могла с ним сравниться ни одна собака. Постепенно он изучил все запахи города и прекрасно ориентировался в нем. Не было случая, чтобы он заблудился и не нашел дорогу домой. Каждая вещь пахла! Запахов было множество, и все они звучали, все они громко заявляли о себе. Каждый предмет пах по-своему – одни неприятно, другие безлично, третьи сладостно. Стоило Арктуру поднять голову и понюхать в ту сторону, откуда тянул ветер, он сразу же ощущал свалки и помойки, дома каменные и деревянные, заборы и сараи, людей, лошадей и птиц так же ясно, как будто видел все это. Был на берегу реки, за складами, большой серый камень, почти вросший в землю, который Арктур особенно любил обнюхивать. Камень сам по себе пах неинтересно, но в его трещинах и порах надолго задерживались самые удивительные и неожиданные запахи. Они держались подолгу, иной раз неделями, их мог выдуть только сильный ветер. Каждый раз, пробегая мимо этого камня, Арктур сворачивал к нему и долго занимался обследованием. Он фыркал, приходил в возбуждение, уходил и снова возвращался, чтобы выяснить для себя дополнительную подробность. И еще он слышал тончайшие звуки, каких мы никогда не услышим. Он просыпался по ночам, раскрывал глаза, поднимал уши и слушал. Он слышал все шорохи за многие километры вокруг. Он слышал пение комаров и зудение в осином гнезде на чердаке. Он слышал, как шуршит в саду мышь и тихо ходит кот по крыше сарая. И дом для него не был молчаливым и неживым, как для нас. Дом тоже жил: он скрипел, шуршал, потрескивал, вздрагивал чуть заметно от холода. По водосточной трубе стекала роса и, скапливаясь внизу, падала на плоский камень редкими каплями. Снизу доносился невнятный плеск воды в реке. Шевелился толстый слой бревен в запани около лесозавода. Тихо поскрипывали уключины – кто-то переплывал реку в лодке. И совсем далеко, в деревне, слабо кричали петухи по дворам. Это была жизнь, вовсе неведомая и не слышная нам, но знакомая и понятная ему. И еще была у него особенность: он никогда не визжал и не скулил, напрашиваясь на жалость, хотя жизнь была жестока к нему. Однажды я шел по дороге из города. Было тепло и тихо, как бывает у нас только летними спокойными вечерами. Вдали по дороге поднималась пыль, слышалось мычание, тонкие протяжные крики, хлопанье кнутов: с лугов гнали стадо. Внезапно я заметил собаку, бежавшую с деловитым видом по дороге навстречу стаду. По особенному, напряженному и неуверенному бегу я сразу узнал Арктура. Раньше он никогда не выбирался за пределы города. «Куда это он бежит?» – подумал было я и заметил вдруг в приблизившемся уже стаде необычайное волнение. Коровы не любят собак. Страх и ненависть к волкам-собакам стали у коров врожденными. И вот, увидев бегущую навстречу темную собаку, первые ряды сразу остановились. Сейчас же вперед протиснулся приземистый палевый бык с кольцом в носу. Он расставил ноги, пригнул к земле рога и заревел, икая, дергая кожей, выкатывая кровяные белки. – Гришка! – закричал кто-то сзади. – Бежи скорей вперед, коровы ста-али! Арктур, ничего не подозревая, своей неловкой рысью подвигался по дороге и был уже совсем близко к стаду. Испугавшись, я позвал его. С разбегу он пробежал еще несколько шагов и круто осел, поворачиваясь ко мне. В ту же секунду бык захрипел, с необычайной быстротой бросился на Арктура и поддел его рогами. Черный силуэт собаки мелькнул на фоне зари и шлепнулся в самую гущу коров. Падение его произвело впечатление разорвавшейся бомбы. Коровы бросились в стороны, хрипя и со стуком ошибаясь рогами. Задние напирали вперед, все смешалось, пыль поднялась столбом. С напряжением и болью ожидал я услышать предсмертный визг, но не услышал ни звука. Тем временем подбежали пастухи, захлопали кнутами, закричали на разные голоса, дорога расчистилась, и я увидел Арктура. Он валялся в пыли и сам казался кучей пыли или старой тряпкой, брошенной на дороге. Потом он зашевелился, поднялся и, шатаясь, заковылял к обочине. Старший пастух заметил его. – Ах, ссобака! – злорадно закричал он, выругался и очень сильно и ловко стегнул Арктура кнутом. Арктур не взвизгнул, он только вздрогнул, повернул на мгновенье к пастуху слепые глаза, добрался до канавы, оступился и упал. Бык стоял поперек дороги, взрывал землю и ревел. Пастух стегнул его так же сильно и ловко, после чего бык сразу успокоился. Успокоились и коровы, и стадо не спеша, поднимая пахнущую молоком пыль и оставляя на дороге лепехи, тронулось дальше. Я подошел к Арктуру. Он был грязен и тяжело дышал, вывалив язык, – ребра ходили под кожей. На боках его были какие-то мокрые полосы. Задняя лапа, отдавленная, дрожала. Я положил ему руку на голову, заговорил с ним, он не отозвался. Все его существо выражало боль, недоумение и обиду. Он не понимал, за что его топтали и стегали. Обычно собаки сильно скулят в таких случаях. Арктур не скулил. 4 И все-таки Арктур так и остался бы домашним псом и, может быть, разжирел бы потом и обленился, если бы не счастливый случай, который придал всей его дальнейшей жизни возвышенный и героический смысл. Случилось это так. Я пошел утром в лес посмотреть на прощальные вспышки лета, за которыми, я уже знал, начнется скорое увядание. За мною увязался Арктур. Несколько раз я прогонял его. Он садился в отдалении, немного пережидал и снова бежал за мной. Скоро мне надоело его непонятное упорство, и я перестал обращать на него внимание. Лес ошеломил Арктура. В городе все ему было знакомо. Там были деревянные тротуары, широкие мостовые, доски на берегу реки, гладкие тропинки. Здесь же со всех сторон подступили вдруг к нему все незнакомые предметы: высокая жестковатая уже трава, колючие кусты, гнилые пни, поваленные деревья, упругие молодые елочки, шуршащие опавшие листья. Со всех сторон его что-то трогало, кололо, задевало, будто сговорились прогнать из леса. И потом – запахи, запахи! Сколько их, незнакомых, страшных, слабых и сильных, значения которых он не знал! И Арктур, натыкаясь на все эти пахучие, шелестящие, потрескивающие, колючие предметы, вздрагивал, фукал носом и жался к моим ногам. Он был растерян и напуган. – Ах, Арктур! – тихонько говорил я ему. – Бедный ты пес! Не знаешь ты, что на свете есть яркое солнце, не знаешь, какие зеленые по утрам деревья и кусты и как сильно блестит роса на траве; не знаешь, что вокруг нас полно цветов: белых, желтых, голубых и красных, и что среди седых елей и желтеющей листвы так нежно краснеют гроздья рябины и ягоды шиповника. Если бы ты видел по ночам луну и звезды, ты, может быть, с удовольствием полаял бы на них. Откуда тебе знать, что лошади, и собаки, и кошки – все разных цветов, что заборы бывают коричневыми, и зелеными, и просто серыми и как сильно блестят стекла окон при закате, каким огненным морем разливается тогда река! Если бы ты был нормальным, здоровым псом, то хозяином твоим был бы охотник. Ты слушал бы тогда по утрам могучую песнь рога и дикие голоса, какими никогда не кричат обыкновенные люди. Ты гнал бы тогда зверя, захлебываясь лаем, не помня себя, и этим неистовым бегом по горячему следу ты служил бы своему владыке-охотнику, и выше этой службы не было бы ничего для тебя. Ах, Арктур, бедный ты пес! Так потихоньку разговаривая с ним, чтобы ему было не так страшно, я все дальше заходил в лес. Арктур мало-помалу оправлялся и начинал смелее обследовать кусты и пни. Сколько нового и необычного находил он, какой восторг охватывал его! Теперь, увлеченный своим важным делом, он уже не прижимался ко мне. Изредка только он останавливался, взглядывая в мою сторону мертвыми белыми глазами, прислушивался, желая удостовериться, правильно ли он поступает, иду ли я за ним. Потом опять принимался кружить по лесу. Скоро мы вышли на луг и пошли мелочами. Страшное волнение охватило Арктура. Кусая траву, спотыкаясь на кочках, он мелькал среди кустов. Он громко дышал, лез напролом, не обращая больше внимания ни на меня, ни на колючие ветки. Наконец он не выдержал, зажмурился, с треском сунулся в кусты, пропал там, завозился, зафукал»Кого-то причуял!» – подумал я и остановился. – Гам! – звонко и неуверенно раздалось в кустах. – Гам, гам! – Арктур! – в беспокойстве позвал я. Но в этот момент что-то случилось, Арктур завизжал, завыл и с шумом ринулся в глубь кустов. Вой его быстро перешел в азартный лай, и по вздрагивающим верхушкам кустов мне было видно, как он там продирается. Испугавшись за него, я бросился наперехват, громко окликая его. Но мой крик, видимо, придавал ему только азарта. Спотыкаясь, застревая в густоте, задыхаясь, перебежал я одну поляну, потом другую, спустился в лощину, выбежал на чистое место и сразу увидел Арктура. Он выкатился из кустов и мчался прямо на меня. Он был неузнаваем, бежал смешно, высоко подпрыгивая, не так, как бегают обыкновенно собаки, но гнал уверенно, азартно, лаял беспрестанно, захлебываясь, срываясь на тонкий щенячий голос. – Арктур! – крикнул я. Он сбился с хода, я успел подскочить и схватить его за ошейник. Он рвался, рычал, чуть не укусил меня, глаза его налились кровью, и мне великого труда стоило успокоить и отвлечь его. Он был сильно помят и поцарапан, держал левое ухо к земле: видимо, он все-таки ударился где-то несколько раз, но так велика была его страсть, так он был возбужден, что и не почувствовал этих ушибов. 5 С этого дня жизнь его пошла другим чередом. С утра он пропадал в лесу, убегал туда один и возвращался иногда к вечеру, иногда на следующий день, каждый раз совершенно измученный, избитый, с налившимися кровью глазами. Он сильно вырос за это время, грудь раздалась, голос окреп, лапы стали сухими и мощными, как стальные пружины. Как он гонял там один, как не разбивался, этого я не мог понять. Он, наверное, чувствовал все-таки, что в его одиноких охотах чего-то не хватает. Может быть, он ждал одобрения, поддержки со стороны человека, которые так необходимы каждой гончей собаке. Я ни разу не видел его вернувшимся из лесу сытым. Бег его, бег слепой, неловкой собаки, конечно же, был медлительным и неуверенным. Лес был ему молчаливым врагом, лес бил его, стегал по морде, по глазам, лес бросался ему под ноги, лес останавливал его. Нет, никогда не догонял он своих врагов и не вонзал в них зубы! Только запах, дикий, вечно волнующий, зовущий, нестерпимо прекрасный и враждебный запах, доставался ему, только один след среди тысячи других вел его все вперед и вперед. Как находил он дорогу домой, очнувшись от бешеного бега, от великих грез? Какое чувство пространства и топографии, какой великий инстинкт нужен был ему, чтобы, очнувшись совершенно обессиленным, разбитым, задохнувшимся, сорвавшим голос где-нибудь за много километров в глухом лесу с шорохом трав и запахом сырых оврагов, добраться до дому! Каждой гончей собаке необходимо одобрение человека. Собака гонит зверя и забывает все, но даже в момент наивысшей страсти она знает, что где-то там, впереди, охваченный такой же страстью, перебегает по лазам ее хозяин-охотник и что, когда придет пора, его выстрел решит все. В такие минуты голос хозяина дичает и заражает собаку. Он тоже лазит по кустам, бегает, хрипло порскает, помогает собаке распутать след. А когда все кончено, хозяин бросает собаке пазанки, смотрит на нее дикими, хмельными, счастливыми глазами, кричит с восторгом: «Но, ты! Мил-лая!» – и треплет за уши. Арктур был одинок в этом смысле и страдал. Любовь к хозяину боролась в нем с охотничьей страстью. Несколько раз я видел, как ранним утром Арктур вылезал из-под террасы, где любил спать, побегав по саду, садился под окном доктора и принимался ждать его пробуждения. Так делал он всегда раньше, и если доктор, проснувшись в хорошем настроении, выглядывал в окно и звал: «Арктур!» – что тогда выделывал этот пес! Торжественно он подходил к самому окну, задирал вверх голову с подергивающимся горлом и покачивался, переступая с лапы на лапу. Потом он проникал в дом, там начиналась какая-то возня, слышались счастливые звуки, арии доктора и топот по комнатам. Он и теперь ждал пробуждения доктора. Но теперь что-то другое сильно беспокоило его. Он нервно подрагивал, встряхивался, почесывался, поглядывал вверх, вставал, опять садился и принимался тихонько скулить. Потом начинал бегать возле террасы, делая все большие круги, опять садился под окном, даже коротко взлаивал от нетерпения и, насторожив уши, наклоняя попеременно голову то на одну, то на другую сторону, долго прислушивался. Наконец он вставал, нервно потягивался, зевал, направлялся к забору и решительно вылезал в дыру. Немного спустя я видел его далеко в поле, трусящим своей ровной, несколько напряженной и неуверенной рысью. Направлялся он к лесу. 6 Как-то раз я шел с ружьем по высокому берегу узкого озера. Утки в тот год необычайно разжирели, их было много, в низинах часто попадались бекасы, и охота была легкой и радостной. Выбрав пень поудобней, я присел отдохнуть, и, когда стих набежавший перед тем легкий ветерок и наступил миг чистейшей задумчивой тишины, я услышал очень далеко странные звуки. Было похоже, будто кто-то равномерно бил в серебряный колокол, и этот теплый малиновый звон, путаясь в ельниках, усиливаясь в борах, разносился по всему лесу, настраивая все на торжественный лад. Постепенно звуки стали определяться и, сосредоточившись, я понял, что где-то лает собака. Лай доносился с противоположного берега озера, из глуши сосновых лесов, был чист, слаб и далек, иногда пропадал совсем, но потом опять упорно возобновлялся, немного уже ближе и громче. Я сидел на пне, поворачивая голову, посматривал кругом на желтые, засквозившие уже березы, на поседевший мох и далеко видные на нем багряные листья осины, слушал серебряный лай, и мне казалось, что вместе со мной его слушают затаившиеся белки, тетерева на близкой сухой гриве, и березы, и тесные зеленые елки, и озеро внизу и вздрагивает сотканная пауками паутина. Скоро в этом прекрасном музыкальном лае мне почудилось что-то знакомое, и я понял вдруг, что это гонит Арктур. Так вот когда пришлось мне услышать его! Слабое серебряное эхо отдавалось от сосен, и от этого казалось, что лают несколько собак. Один раз Арктур, видимо, скололся и замолчал. Долгие минуты длилось это молчание, лес сразу стал пустым и мертвым. Я как бы видел, как кружит пес, помаргивая белыми глазами, доверяясь одному только чутью. А может, он ударился о дерево? Может быть, он лежит сейчас с разбитой грудью, не в силах подняться, окровавленный и тоскующий? Но гон возобновился с новой силой, уже значительно ближе к озеру. Озеро это так расположено, что все тропы, все лазы ведут к нему, ни один не пройдет мимо. Много интересного видел я возле этого озера. Теперь я тоже приготовился и ждал. Скоро на небольшую, бурую от конского щавеля луговину на другой стороне выскочила лиса. Она была грязно-серой, с мочалистым тонким хвостом. На мгновение она остановилась, с поднятой передней лапой, поставив торчком уши, вслушиваясь в приближавшийся гон. Потом, неторопливо пробежав луговиной, пошла на опушку, нырнула в овраг и скрылась в мелколесье. Сейчас же на луговину вылетел и Арктур. Он шел немного стороной от следа, беспрестанно и зло подавал голос и, как всегда, высоко и неловко прыгал на бегу. Следом за лисой он слетел в овраг, сунулся в мелколесье, завизжал и завыл там, замолчал, выбираясь из какого-то трудного места, потом опять залаял низко и равномерно, будто забил в серебряный колокол. Как в странном театре, промелькнули передо мной вечно враждующие собака и зверь, исчезли, и я опять остался один с тишиной и далеким лаем собаки. 7 Слава о необыкновенном гончем псе скоро разнеслась по городу и по всей округе. Его видели на далекой реке Лосьве, в полях за лесными холмами, на самых глухих лесных дорогах. О нем говорили в деревнях, на пристанях и перевозе, о нем спорили за кружкой пива сплавщики и рабочие лесозавода. К нам в дом стали наведываться охотники. Как правило, они не верили слухам, они по себе знали цену охотничьим рассказам. Они осматривали Арктура, рассуждали о его ушах и лапах, о его вязкости, паратости и других охотничьих статях. Они выискивали у него недостатки и уговаривали доктора продать им собаку. Им страшно хотелось пощупать мышцы Арктура, посмотреть его лапы и грудь, но Арктур сидел у ног доктора такой хмурый и настороженный, что никто не осмеливался протянуть к нему руку. А доктор, краснея и сердясь, в десятый раз уверял, что собака непродажная, что пора бы всем знать об этом. Охотники уходили огорченные, и на смену им приходили другие. Однажды Арктур, накануне сильно разбившийся, лежал под террасой, когда в саду появился старик. Левый глаз его вытек и затянулся, татарская бородка сквозила, на голове был мятый треух, на ногах – сбитые охотничьи сапоги. Увидев меня, старик заморгал, стащил шапку с головы, поскреб голову и посмотрел на небо. – Погоды-то ныне, погоды – неопределенно начал он и, крякнув, умолк. Я догадался и спросил: – Не за собачкой ли пришли? – Да и как же! – оживился он и надел шапку. – Ведь это что, к примеру, получается? На что доктору собака? Ни к чему она ему, а мне – вот как нужна собачка! Скоро охоты и все такое У меня, слышь, у самого есть гончак, да плох: дурак, след не держит и голосу никакого. Ведь это уму непостижимо, как выганивает! Царская собака, вот те крест святой! Он повздыхал, высморкался и ушел в дом, а через пять минут появился очень красный и растерянный. Остановился рядом со мной, кряхтел, долго закуривал. Потом нахмурился. – Что ж, отказали вам? – спросил я, заранее зная ответ. – И не говори! – огорченно воскликнул он. – Ну что ты скажешь! Я с малолетства охотник – во, вишь, глаз потерял? – и сыновья у меня тоже, и все такое. Нам, слышь, для дела собачка нужна, для де-ела! Нет, не дает Пятьдесят рублей сулил – цена-то какова, а? – и не под-ходь, не дает! Чуть не заревил,? Это мне ревить надо! Охоты подходят, собаки нет! Он растерянно оглядел сад, забор, и вдруг на лице его что-то мелькнуло, что-то такое хитрое и умное. Он сразу стал спокойнее. – Она где же помещается у вас? – как бы невзначай поинтересовался он и замигал глазом. – Уж не украсть ли собачку хотите? – спросил я. Старик смутился, снял шапку, подкладкой вытер лицо и пытливо глянул на меня. – Прости господи! – сказал он и засмеялся. – Ведь так с вами и до греха дойдешь. Ну на что ему собака? Скажи ты вот! Он тронулся было к выходу, но по дороге остановился и радостно посмотрел на меня. – А голос-то, го-олос! Понимаешь ты голос? Чистый ключ, я тебе говорю! Потом вернулся, подошел ко мне и зашептал, подмигивая и косясь на окна дома: – Погоди, собачка-то моя будет. На что ему собака? Человек он умственный, не охотник Продаст он мне ее, святой крест, продаст. До покрова-то далеко, чего-нибудь придумаем. А ты говоришь Эх! Едва старик ушел, в сад быстро вышел доктор. – Что он тут вам говорил? – волновался он. – Ах, какой противный старикашка! Какой у него глаз, вы заметили? Прямо разбойничий! И откуда он узнал о собаке? Доктор нервно потирал руки, шея у него покраснела, седая прядка свалилась на лоб. Арктур, услыхав голос хозяина, выполз из-под террасы и, прихрамывая, подошел к нам. – Арктур! – сказал доктор. – Ты ведь мне никогда не изменишь? Арктур закрыл глаза и ткнулся носом доктору в колени. Он не мог стоять от слабости и сел. Голову его тянуло книзу, он почти спал. Доктор радостно посмотрел на меня, засмеялся и потрепал Арктура за уши. Он не знал, что гончий пес уже изменил ему, изменил с того самого момента, когда попал со мной в лес. 8 Как было бы хорошо, если бы все прекрасные истории имели счастливый конец! И разве не заслуживает герой, хотя бы только гончий пес, долгой радостной жизни? Никто на земле не рождается бесцельно, и гончий пес рождается, чтобы гнать зверя-врага, гнать за то, что тот не пришел к человеку и не стал ему другом, как пришла когда-то собака, а остался на все времена диким. Слепой пес – не слепой человек, ему никто не поможет, он одинок в темноте, он бессилен и обречен самой природой, всегда жестокой к слабым, и если он все-таки страстно служит своему главному предназначению, если он живет, что может быть лучше, выше этого! Но такой жизнью Арктуру мало пришлось пожить Август подошел к концу, погода испортилась, и я собрался уезжать, когда пропал Арктур. Утром он ушел в лес и не вернулся ни к вечеру, ни на следующий день, ни еще через день Когда друг, который жил с тобой, которого видел каждый день и к которому часто даже невнимательно относился, когда этот друг уходит и не возвращается больше, на долю тебе остаются одни воспоминания. И я вспомнил все дни, проведенные с Арктуром вместе, его неуверенность, смущение, его неловкий, несколько боком, бег, его голос, привычки, милые пустяки, его влюбленность в хозяина, даже запах его, запах чистой здоровой собаки Я вспоминал все это и жалел, что это был не мой пес, что не я дал ему имя, что не меня он любил и не к моему дому возвращался в темноте, очнувшись от погони за много верст. Доктор осунулся за эти дни. Он сразу заподозрил давешнего старика, и мы долго разыскивали его, пока, наконец, не нашли. Но старик клялся и божился, что Арктура в глаза не видал, и вызвался искать его вместе с нами. Весть о пропаже Арктура мгновенно облетела весь город. Оказалось, что многие знают его и любят и что все готовы помочь доктору в поисках. Все были заняты самыми разноречивыми толками и слухами. Кто-то видел собаку, похожую на Арктура, другой слыхал в лесу его лай Ребята, те, которых доктор лечил, и те, которых он совсем не знал, ходили по лесу, кричали, обследовали все лесные сторожки, стреляли и по десять раз в день наведывались к доктору узнать, не пришел ли, не нашелся ли чудесный гончий пес. Я не искал Арктура. Мне как-то не верилось, чтобы он мог заблудиться, для этого у него было слишком хорошее чутье. И он слишком любил своего хозяина, чтобы пристать к какому-нибудь охотнику. Он, конечно, погиб Но как, где? – этого я не знал. Мало ли где можно найти свою смерть! А через несколько дней понял это и доктор. Он как-то сразу поскучнел и вечерами долго не спал. В доме без Арктура стало пусто и тихо, коты уже никого не боялись и свободно разгуливали в саду, камень возле реки никто не обнюхивал больше. Бесполезный, он уныло торчал над землей и чернел от дождей, запахи его никому не были нужны. В день отъезда моего мы долго говорили с доктором о разных разностях. Об Арктуре мы старались не вспоминать. Один раз только он пожалел, что смолоду не стал охотником. 9 Года через два я опять попал в те места и снова поселился у доктора. Он по-прежнему жил один. Никто не стучал когтями по полу, не фукал носом и не молотил хвостом по плетеной мебели. Дом молчал, и в комнатах так же пахло пылью, аптекой и старыми обоями. Но была весна, и пустой дом не производил тягостного впечатления. В саду лопались почки, орали воробьи, в роще городского сада с гомоном устраивались грачи, доктор распевал фальцетом свои арии. По утрам над городом стоял синий пар, река разлилась куда хватал глаз, на разливах отдыхали лебеди и утром поднимались со своим вечным «клинк-кланк», гнусаво сигналили яркие катера и протяжно гудели упорные буксиры. На другой день по приезде я пошел на тягу. В лесу стоял золотистый туман, кругом капало, звенело, булькало. Земля оголилась, сильно и резко пахла, и сколько было других запахов – осиновой коры, гниющего дерева, сырого листа, – всех их перебил сильный и резкий запах земли. Был прекрасный вечер с огненным морем заката, и вальдшнепы летели густо. Я убил четырех и еле отыскал их на темном слое листвы. Когда же небо позеленело и погасло и высыпали первые звезды, я тихо пошел домой по знакомой неезженой дороге, обходя широкие разливы, в которых отражались небо, и голые березы, и звезды. Обходя один из таких разливов по небольшой гривке, я вдруг заметил впереди что-то светлое и подумал сначала, что это последний клочок снега, но, подойдя ближе, увидел лежавшие вразброс немногие кости собаки. Сердце мое глухо застучало, я стал всматриваться, увидел ошейник с позеленевшей медной пряжкой Да, это были останки Арктура. Разобравшись внимательно во всем, я уже в полных сумерках догадался, как было дело. У нестарой еще, но сухой елки был отдельный нижний сук. Он, как и все дерево, высыхал, осыпался и обламывался, пока, наконец, не превратился в голую острую палку. На эту палку и наткнулся Арктур, когда мчался по горячему пахучему следу, и не помнил уже, не знал ничего, кроме этого зовущего все вперед, все вперед следа. В полной темноте я пошел дальше, вышел на опушку, а оттуда, чавкая ногами по мокрой земле, и на дорогу, но мыслью все возвращался туда, на маленькую гривку с сухой обломанной елью. У охотников есть странная любовь к звучным именам. Каких только имен не встретишь среди охотничьих собак! Есть тут Дианы и Антеи, Фебы и Нероны, Венеры и Ромулы Но, наверное, никакая собака не была так достойна громкого имени, имени немеркнущей голубой звезды! Оглавление• 1 • 2 • 3 • 4 • 5 • 6 • 7 • 8 • 9. Россия перед началом реформ Россия в XVII веке, перед эпохой преобразования, представляет нам на огромном пространстве небольшое число городов с поразительно ничтожным количеством промышленного народонаселения: эти города не иное что, как большие огороженные села, крепости, имеющие более военное значение, чем промышленное и торговое; они удалены друг от друга обширностью расстояний и чрезвычайной трудностью сообщений, особенно весной и осенью. Таким образом, Россия в своей древней истории представляла страну преимущественно сельскую, земледельческую, а такие страны необходимо бывают бедны и развиваются чрезвычайно медленно. Но подле этого главного неблагоприятного условия видим еще другие. Реформы Петра 1. Причины реформ Петра i. К xviii веку Россия была. История России кратко. Реформа образования. Модернизация России в эпоху Петра Великого. Европеизация при Петре I. Список используемой. Больше всего Петра I занимала мысль о флоте и возможность торговых связей с Европой. Для претворения своих идей в жизнь он снарядил Великое. Реформы Петра I в области культуры, науки и просвещения - кратко. Уже при Михаиле Федоровиче и Алексее Михайловиче в российской армии появилось немало регулярных полков нового строя. Множество прокуроров и фискалов при Петре I ревизовало административные органы на всех уровнях. Эпоха Петра 1 – европеизация России. Коренной переворот претерпело при Петре прямое. К концу царствования Петра i в России было уже 233 завода. При Петре i стала. Кратко §107 (1. Россия есть громадное континентальное государство, не защищенное природными границами, открытое с востока, юга и запада. Русское государство основалось в той стране, которая до него не знала истории, в стране, где господствовали дикие, кочевые орды, в стране, которая служила широкою открытою дорогою для бичей Божиих, для диких народов Средней Азии, стремившихся на опустошение Европы. Основанное в такой стране, русское государство изначала осуждалось на постоянную черную работу, на постоянную тяжкую изнурительную борьбу с жителями степей. Вскоре после основания государства четвертый русский князь, самый храбрый, погибает от кочевых хищников, из черепа Святославова пьет вино печенежский князь, и только в конце XVII века, в конце нашей древней истории, русское государство успело выговорить освобождение от посылки постоянных обязательных даров крымскому хану, т. Попросту дани. Но едва только Россия начала справляться с Востоком, как на западе явились враги более опасные по своим средствам. Наша многострадальная Москва, основанная в средине земли русской и собравшая землю, должна была защищать ее с двух сторон, с запада и востока, боронить от латинства и бесерменства, по старинному выражению, и должна была принимать беды с двух сторон: горела от татарина, горела от поляка. Таким образом, бедный, разбросанный на огромных пространствах народ должен был постоянно с неимоверным трудом собирать свои силы, отдавать последнюю тяжело добытую копейку, чтоб избавиться от врагов, грозивших со всех сторон, чтоб сохранить главное благо - народную независимость; бедная средствами сельская земледельческая страна должна была постоянно содержать большое войско. Кому неизвестно, что образование и содержание войска составляет важный, жизненный вопрос для каждого, а особенно континентального государства. При самом зарождении государства этот вопрос уже является с своим важным, определяющим другие отношения значением. Основывается ли государство, начинается ли историческая жизнь в народе посредством завоевания или посредством внутреннего движения, все равно мы видим здесь разделение народа на две части, вооруженную и невооруженную, и определение отношений между ними составляет одну из главных забот народной жизни. В государствах первобытных, сельских, земледельческих отношения определяются просто и тяжело для невооруженной части народонаселения: оно должно непосредственно содержать, кормить вооруженную часть; земля находится во владении вооруженного класса и обрабатывается рабствующим, прикрепленным к земле сельским народонаселением. При благоприятных условиях географических и других государство начинает мало-помалу терять земледельческий характер, начинается торговое и промышленное движение; деньги, недвижимая собственность начинает получать все более и более значения; город богатеет, богатеет вообще народ, народонаселение увеличивается, и естественно приготовляется переход от крепостного труда к вольнонаемному. В то же время богатеет и правительство, увеличиваются его средства, денежные средства: прежде оно должно было довольствоваться помощью вооруженного сословия, бывшего вместе и высшим землевладельческим сословием, которое затрудняло правительство известными условиями, например воин на Западе имел право не оставаться в походе долее известного срока. Теперь у правительства есть деньги, есть средства нанять войско для достижения своих целей, и являются наемные войска; наконец, дальнейшее усиление финансовых средств правительства дает ему возможность избегать невыгод и наемных войск и завести свое постоянное войско, которое бы всегда находилось в его распоряжении и которое бы народ содержал, кормил не непосредственно своими трудами, но посредством денег, уплачиваемых правительству в виде податей. Таким образом, появление постоянного войска есть ясный признак экономического переворота в народной жизни, промышленного и торгового развития, появления имущества движимого, денег подле недвижимого, земли, - признак, который естественно и необходимо совпадает с другим признаком - освобождением земледельческого сословия, появлением вольнонаемного труда вместо обязательного, крепостного. Город, разбогатев, освобождает село, ибо в организме народном все органы находятся в тесной связи, усиление или упадок одного отзывается на усилении или упадке другого. Так было на Западе. Обратимся на восток. Законы развития одни и те же и здесь, и там; разница происходит от более или менее благоприятных условий, ускоряющих или замедляющих развитие. ![]() Европетизация России при Петре I МГСУ КАФЕДРА ИСТОРИИ РЕФЕРАТ ЕВРОПЕИЗАЦИЯ РОССИИ ПРИ ПЕТРЕ ПЕРВОМ ГСХ 1-3 СМИРНОВОЙ ЮЛИИ Руководитель семинаров: Смирнова Раиса Васильевна Москва. Необходимость европеизации. Ненависть Петра к сторонникам 'старины'. Реформы Петра Первого: а) военная реформа б) внешняя политика в) городская и губернская реформы г) реформы в области развития промышленности и торговли д) реформы в области просвещения 4. Противоречия процесса европеизации: а) неудача военной реформы б) неуспех городской реформы в) неудача реформации судопроизводства г) культурный раскол в российском обществе 5. Итоги процесса европеизации. Архаичная политическая, финансовая и военная системаРоссийского государства не позволяла добиваться во внешнейполитике ощутимых результатов. Огромные внешнеполитическиеусилия России в семнадцатом веке привели к весьма скромнымитогам. Выход к Балтийскому и Черному морям по-прежнему былзакрыт. Для того, чтобы на равных бороться с европейскимидержавами и Османской империей, нужно было не простозаимствовать отдельные достижения Европы, а сделатьевропейскую экономику и культуру, европейский образ жизниособой ценностью, поставив ее выше традиционных ценностейрусской жизни. Только тогда страна могла бы войти в кругевропейских держав. Задачу изменения традиционной системы ценностей,поворота России лицом к Западу взял на себя сын царя АлексеяПетр Первый. Он с детства ненавидел сторонников 'старины',ибо еще в возрасте десяти лет пережил стрелецкий бунт, врезультате которого фактически во главе государства всталаего сестра, царевна Софья. Власть Петру удалось вернуть лишьв 1689 году. Идеалом Петра были европейские образ жизни, экономика икультура, усвоенные им еще в Москве, в Немецкой слободе. В1697-1698 годах, чтобы лучше узнать Европу, Петр принялучастие в 'великом посольстве' и посетил Пруссию, Голландию,Англию и Австрию. Все это время он упорно изучал иностранныеязыки, административные учреждения, военное и морское дело,технику стран Запада. Возвратившись из путешествия из-за нового бунтастрельцов, Петр со всей силой обрушился на проявления -традиционализма в жизни России. Его страстным желанием сталопревратить Россию в часть Европы, сделать ее такой жеблагоустроенной, богатой и процветающей, как Голландия илиАнглия. ![]() ![]() Его ненависть к старине была столь сильна, чтовызывала ненужную жестокость. Подавление восстаниястрельцов, защитников традиций, было проведено при помощимассовых пыток и казней. Все стрелецкие полки былирасформированы, царевна Софья пострижена в монахини. В декабре 1699 года Петр отказался от традиционного дляРоссии летоисчисления 'от сотворения мира' и приказалперейти на общеевропейское летоисчисление от РождестваХристова. Первого января был отпразднован новый, 1700-й,год. Тем самым 'разрыв времен' осуществился буквально. ![]() Этоподкрепило решительность отказа от старых ценностей ипринятие новых. Начался широкий призыв иностранцев на службув Россию. При Петре Первом Россия впервые ощутила себя какпериферия Европы и поставила своей целью стать равноправнойевропейской державой, заимствуя опыт других стран. ПетрПервый поставил перед Россией задачу 'догоняющего развития'по отношению к Европе. Наиболее эффективны были петровские преобразования ввоенной и финансовой областях. Ему удалось создать мощныесовременные армию и флот, обеспечить их финансирование. Дляформирования армии были введены рекрутские наборы. ВАрхангельске и Воронеже началось строительство флота. ВНЕШНЕПОЛИТИЧЕСКИЕ УСПЕХИ ПЕТРА: Укрепление армии и финансов страны помогло Россиирешить важнейшую внешнеполитическую проблему - овладеть -выходами в Балтийское и Азовское моря. Уже в 1696 году врезультате второго азовского похода Петру удалось взятькрепость Азов и вскоре начать строить крепость Таганрог наАзовском море. Россия перестала платить ежегодную данькрымскому хану. В 1700 году началась Северная война соШвецией, завладевшей почти всем побережьем Балтийского моря.В этой войне Россия участвовала в союзе с Данией, Польшей иСаксонией. Хотя война началась неудачно, с поражения ивыхода из войны одного из союзников - Дании, а такжеразгрома русской армии под Нарвой, уже в 1702 году русскиевойска вновь перешли в наступление и выбили шведов сЛадожского озера и Невы. Там были заложены новая столица -Петербург и островная крепость Кронштадт, охраняющая вход вНеву с моря. В 1704 году были взяты Нарва и Дерпт. Но в 1706году Саксония тайно заключила сепаратный мир со Швецией ивышла из войны. Переломный период в Северной войне наступил в 1708-1709годах, когда шведская армия под командованием короля КарлаДвенадцатого устремилась на Украину, где рассчитывала найтиподдержку антирусски настроенного казачества во главе сИ.С.Мазепой, а затем повернуть в центр страны. Однакопервоначально изменившего Петру и перешедшего на сторонушведов гетмана поддержала лишь незначительная частьказацкого войска. Тем не менее Петру Первому в 1708 годуудалось разбить часть шведской армии при деревне Лесной.Когда же запорожцы весной 1709 года попытались перейти насторону Карла Двенадцатого, Сечь была взята и разоренарусскими войсками. В июне 1709 году в решающем сражении приПолтаве шведская армия, считавшаяся лучшей в Европе, былаполностью разгромлена и перестала существовать Вслед за этим русским войскам удалось в 1712-1713 годахвытеснить шведов из Померании (польское Поморье) иФинляндии. В 1714 году была одержана решающая морская победанад шведами при Гангуте. В 1718 году русские перенесливоенные действия в Швецию, угрожая Стокгольму. В 1721 годубыл подписан Ништадтский мир, по которому Россия получилашведские владения в Прибалтике - Лифляндию и Эстляндию,частьКарелии с Выборгом, а также территории, отнятые поСтолбовскому миру (1617 год) с городами Корела, Копорье,Орешек, Ям, Ивангород. Тем самым к России были присоединенытерритории,развивавшиеся в рамках европейской цивилизации,население которых исповедовало протестантизм и отличалосьвысоким уровнем грамотности. В русское дворянство влилисьприбалтийские, немецкие дворяне - носители сословныхценностей европейского дворянства. В России появилисьгорода, управляющиеся на основе магдебурского права. Важным средством разрыва с традицией был переносстолицы в 1703 году из Москвы в Петербург. Новая столицастроилась как образцовая, на европейский манер. В ПетербургеПетр стремился с самого начала утвердить новые принципыархитектуры, новые обычаи. Стремление увеличить налоги и одновременно приблизитьгорода России к европейскому образцу заставило Петра Первогов 1699-1700 годах провести городскую реформу. По ней городавыводились из-под военного управления и переводились насамоуправление. В них выбирались бурмистры. При этом прямыеподати с городов в казну увеличивались в два раза. В1708-1710 годах была проведена губернская реформа, -направленная на усиление централизации власти. Страна быларазделена на восемь губерний, причем управлять ими на ряду сгубернаторами должны были коллегиальные органы - ландраты,избранные из дворян. Введение самоуправления городов игуберний подрывало систему приказов. С политикой в области развития промышленности иторговли Петр Первый связывал свои надежды на улучшениефинансового положения государства, изменение роли России вЕвропе, формирование новых групп населения - сторонниковидеи европеизации. Внешне достижения правительства выгляделиграндиозными. В первой четверти восемнадцатого века в страневозникло около ста мануфактур (в конце семнадцатого века ихбыло всего около десяти). Получили развитие черная и цветнаяметаллургия, сукноделие и другие отрасли текстильнойпромышленности. Причем если в начале века эти предприятиябыли в основном государственными и снабжали армию, то к 30-мгодам восемнадцатого века в строй вступили в основномчастные мануфактуры, работавшие на рынок. Начался вывозпродукции промышленности за границу. Особое значение имелосоздание металлургической базы на Урале, обеспечившей Россиик 40-м годам первенство в производстве чугуна в Европе ироль экспортера черных металлов. Петр Первый активно поощрял внешнюю торговлю, преждевсего вывоз не сырья, а готовой продукции, причем нароссийских кораблях. При этом таможенная пошлина нанекоторые товары снижалась более чем в сто раз. Напротив,ввоз в Россию дешевых импортных товаров был затрудненвысокими пошлинами. Эти защитные меры помогали встать наноги молодой русской промышленности. Политика государства была направлена на просвещение -общества, реорганизацию системы образования. Просвещение приэтом выступало как особая ценность, отчасти противостоявшаярелигиозным ценностям. Идеал веры заменялся идеаломрационального познания, идеал святого - идеалом знающего,просвещенного человека. Недаром Петр запретил церквиоткрытие мощей новых святых. Богословские предметы в школеуступали место естественно-научным и техническим:математике, астрономии, геодезии, фортификациии, инженерномуделу. Это соответствовало господствовавшему в то время вЕвропе умонастроению, определившему целую эпоху Просвещениявторой половины семнадцатого - восемнадцатого веков. В петровское время в России впервые были созданы основысистемы естественно-научного и технического образования.Первыми появились Навигацкая и Артиллерийская школы (1701),Инженерная школа (1712), Медицинское училище (1707). Дляупрощения процесса обучения сложный церковнославянский шрифтбыл заменен на более простой, современный. Были заложены основы развития русской науки. В 1725году в Петербурге была создана Академия наук. Развернуласьбольшая работа по изучению истории, географии и природныхбогатств России. Однако процесс европеизации русского общества шел нетак гладко, как хотелось бы Петру Первому. Раз за разом егопопытки совместить европейские формы жизни и укреплениегосударства кончались провалом. Первой из них былостремление сделать армию вольнонаемной, как в Европе. Это неполучилось, и пришлось прибегнуть к рекрутчине. Не удалосьобеспечить общественную поддержку и европейской системегородского самоуправления. В результате она прекратила свое существование. Не прижилась коллегиальная система вобластном управлении и в сборе налогов, которые пыталисьввести в 1713 и 1724 годах. Как горожане, так и дворяневидели в органах самоуправления не выразителей своихсословных интересов, а очередную государственную повинность.В результате власть все более сосредоточивалась в рукахгубернаторов. Не вполне удачной была и попытка Петра ввести в Россииевропейские формы судопроизводства. Устный судебный процессбыл заменен письменной фиксацией показаний сторон. Болееподробным, хотя и не систематизированным, сталозаконодательство. Но в глазах неграмотного рядовогонаселения такой суд был менее понятен, чем старый, устный.Толкование противоречащих друг другу законов открывалопростор для произвола. Низкий уровень правосознания обществаисключал возможность общественного контроля над судом.Необходим был государственный, централизованный контроль. Вобласти политического сыска система следствия оставаласьстарой, с использованием пыток. В европеизации российского образования и культуры тожене все шло гладко. Под влиянием обучения, которое частовелось на иностранных языках, у дворян формировалась новаясистема понятий, часто не имевших эквивалента на русскомязыке. Поэтому общение дворян все чаще велось на иностранныхязыках - французском и немецком.Употребление иностранныхязыков дворянством усилило раскол русского общества.Крестьяне по-прежнему считали 'бар' противниками идеала'правды', в сущности пособниками антихриста. Этоусугублялось разницей в одежде и языке. Все этопрепятствовало распространению нового образа жизни и - 10 -ценностей. В 1718 - 1721 годах система приказов была замененасистемой более современных учреждений исполнительной власти- коллегий, созданных по шведскому образцу. Однако, помимоуправления через коллегии, Петр сам контролировал положениев стране при помощи системы фискалов - доверенных лиц царя,которые занимались выявлением злоупотреблений в государстве.В годы правления Петра постепенно формировалась систематотального контроля царя за населением. Тем самым, взяв за образец европейский абсолютизм,дающий некоторый простор самоуправлению сословий, но недопускающий их к власти путем использования противоречиймежду ними, Петр Первый лишь укрепил систему русскогосамодержавия, сословное самоуправление в которой практическиотсутствовало. Европеизации подверглись лишь внешние формыгосударственных учреждений. Выражением полновластия ПетраПервого стало принятое им в 1721 году титул императора. Итак, результатом Петровской эпохи стало превращениеРоссии в европейскую державу. Поверхностная европеизациясопровождалась углублением различий в политическом исоциально-экономическом строе. Частичный прогресс впромышленности и торговле, победы в войнах были достигнутыстрашной ценой: в три раза выросли налоги, на 15%сократилось население. ИСПОЛЬЗУЕМАЯ ЛИТЕРАТУРА: 1. И.Н.Ионов 'Российская цивилизация IХ - начало ХХ века'. В.О.Ключевский 'Исторические портреты'. Дата добавления. ![]() С 9 по 19 сентября 1938 г. Центральный орган ВКП(б), газета «Правда», опубликовал полный текст одобренной ЦК ВКП(б) книги «История Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков). Краткий курс» под редакцией комиссии ЦК ВКП(б). ![]() ![]() Одновременно этот труд появился на страницах журнала «Большевик», главного теоретического органа Коммунистической партии, имевшего тираж 550 тыс. Экземпляров, в номерах за 15 сентября и 1 октября 1938 г. 19 сентября Политбюро ЦК ВКП(б) постановило напечатать «Краткий курс» тиражом 6 млн экземпляров. Этот популярный учебник не только определял с конца 1930-х до середины 1950-х гг. Содержание преподавания и изучение истории ВКП(б), но и оказывал прямое воздействие в целом на историческую науку и историческую пропаганду в СССР в то время, поскольку его концепция, созданная под руководством И. Сталина, вышла далеко за рамки собственно истории партии и стала эталоном при освещении отечественной истории. ![]() Читать онлайн книгу Краткий курс истории ВКПб скачать бесплатно fb2, Комиссия ЦК ВКПб. Купить книгу «История Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков). Краткий курс» автора и другие произведения в разделе Книги в интернет-магазине OZON.ru. Доступны цифровые, печатные и аудиокниги. На сайте вы можете почитать отзывы, рецензии, отрывки. Мы бесплатно доставим книгу. Краткий курс истории ВКП(б) Учебник по истории Всесоюзной коммунистической партии. Предельно упрощенная, двухцветная схема исторического процесса сохраняла некоторые атрибуты, отражавшие реальный ход событий, но в целом была далека от научности, давала искаженную ретроспективу, преследовала, прежде всего, политические цели, связанные со временем своего появления. НАКАЗ ВОЖДЯ Я думаю, что наши учебники по истории ВКП(б) неудовлетворительны по трем главным причинам. Неудовлетворительны либо потому, что они излагают историю ВКП(б) вне связи с историей страны; либо потому, что ограничиваются рассказом, простым описанием событий и фактов борьбы течений, не давая необходимого марксистского объяснения; либо же потому, что страдают неправильностью конструкции, неправильностью периодизации событий. Чтобы избавиться от таких недостатков, авторы должны учесть ряд соображений. Нужно предпослать каждой главе (или разделу) учебника краткую историческую справку об экономическом и политическом положении страны. Без этого история ВКП(б) будет выглядеть не как история, а как легкий и непонятный рассказ о делах минувших. Нужно, во-вторых, не только излагать факты, демонстрирующие обилие течений и фракций в партии и в рабочем классе в период капитализма в СССР, но и дать марксистское объяснение этим фактам, указав а) на наличие в дореволюционной России как новых, современных с точки зрения капитализма, классов, так и старых, докапиталистических классов, б) на мелкобуржуазный характер страны, в) на разнородный состав рабочего класса - как на условия, благоприятствовавшие существованию множества течений и фракций в партии и в рабочем классе. Без этого обилие фракций и течений остается непонятным. П. Б. Гречухин, В. Н. Данилов ВЫХОД «КРАТКОГО КУРСА ИСТОРИИ ВКП(б)» И ПРЕДВОЕННОЕ СОВЕТСКОЕ ОБЩЕСТВО «Краткий курс истории ВКП(б)» оценивается ныне как мрачная историографическая реликвия в истории российской исторической науки. Этот популярный учебник не только определял с конца 1930-х до середины 1950-х гг. Содержание преподавания и изучение истории ВКП(б), но и оказывал прямое воздействие в целом на историческую науку и историческую пропаганду в СССР в то время, поскольку его концепция, созданная под руководством И. Сталина, вышла далеко за рамки собственно истории партии и стала эталоном при освещении отечественной истории XIX– XX вв. Предельно упрощенная, двухцветная схема исторического процесса сохраняла некоторые атрибуты, отражавшие реальный ход событий, но в целом была далека от научности, давала искаженную ретроспективу, преследовала, прежде всего, политические цели, связанные со временем своего появления. Вместе с тем и после смерти Сталина многие идеи и положения этой книги продолжали фигурировать в официальных партийных документах, учебниках по истории и разного рода исторических сочинениях. Критика положений «Краткого курса», представленной в нем концепции, анализ его влияния на историческую науку, его последствий и всего комплекса вопросов, связанных с появлением книги, присутствовали еще в литературе периода «оттепели», но всесторонними стали с конца 1980-х гг. В то же время, на наш взгляд, историографический интерес могут представлять в данном случае две взаимосвязанные проблемы: отработка механизма осуществления пропагандистской кампании по распространению идей, изложенных в «Кратком курсе», и реакция общества на выход нового партийного учебника. Рассмотрению этих вопросов и посвящена настоящая статья. Подготовка «Краткого курса» к выходу из печати практически не освещалась. Его появление ознаменовалось публикацией всех глав книги на протяжении нескольких сентябрьских номеров 1938 г. В главной газете страны — «Правде». Маслова о том, что «выход в свет («Краткого курса». — Авт.) сопровождался волной призывов к его изучению», вряд ли дает реальное представление о силе и характере пропагандистского воздействия на массы. Действительно, 9 сентября в передовицах центральных газет были помещены призывы изучать историю партии по новому учебнику. Но в сравнении с другими пропагандистскими кампаниями того времени эта акция не представляется массированной. Такие события, как, скажем, эпопея летчиц М. Гризодубовой, П. Осипенко, гибель В. Чкалова, судебный процесс над правотроцкистским блоком Бухарина, не просто количественно превосходят освещение выхода «Краткого курса», в этих случаях единой «сверхзадаче оказываются подчинены все элементы издания — статьи, публикации, изобразительные материалы и т. Д.» Анализ центральной прессы сентября 1938 г. Показывает, что только «Правда» посвящала «Краткому курсу» свои передовицы с 9 по 16 число. В меньшей степени останавливалась на этом событии «Комсомольская правда». «Известия» же ограничились единственной передовой, помещая впоследствии на своих страницах небольшие материалы, освещающие работу на местах по выполнению нового партийного решения. В «Правде» сообщения о реакции на выход «Краткого курса» публиковались практически ежедневно, группируясь строго в рубрике «Партийная жизнь», не давая повода для квалификации своего издания как полностью подчиненного такого рода сверхзадаче. Однако уже указание передовицы «Правды» от 9 сентября на то, что серьезное, внимательное и настойчивое изучение «Краткого курса» объявлялось долгом каждого большевика, партийного и непартийного, свидетельствовало о несоответствии между небольшим размахом пропагандистской поддержки и громадными масштабами предстоящей акции, ибо открыто не считать себя большевиком в 1938 г. Мог только человек, у которого отсутствовал инстинкт самосохранения. Уже 12 сентября «Правда» публикует принятое накануне постановление пленума МГК ВКП(б), в котором предписывалось «развернуть сеть кружков и курсов по изучению истории партии». Заметки рубрики «Партийной жизни» выходят под названиями «Первые занятия кружков по изучению «Краткого курса», «Коллективные читки «Краткого курса». В следующем номере, от 13 сентября 1938 г., ленинградская фабрика «Скороход» рапортует: «Кружки по изучению истории партии уже организованы в цехах монолитной обуви, в вырубочном и заготовительном цехах, в отделе главного механика. Создаются кружки в фабричной школе среднего образования для учащихся старших классов». С этого номера в «Правде» появляется рубрика «Партийные и непартийные большевики приступают к глубокому изучению «Краткого курса». Вскоре помещаются сведения о создании новых кружков в Москве и Ленинграде, о читках в Смоленске, Николаеве, Коломне, Сталинграде, Баку и других городах страны. Союзным газетам вторили местные, чьи заметки отличаются от центральных только названиями населенных пунктов, в которых «трудящиеся с воодушевлением изучают «Краткий курс» в обеденные перерывы и после работы», создают кружки. К экстренному выполнению новой идеологической задачи руководителей местного уровня, безусловно, подстегивал и страх перед возможным наказанием за недостаточно ревностное выполнение руководящих указаний. Примеры только что отгремевших судебных процессов в партийно-государственных, военных и промышленных кругах дамокловым мечом висели над теми, кому приходилось воплощать в жизнь директивы партийных верхов. Казалось бы, изучение «Краткого курса», моментально охватившее большое количество людей, должно бы только приветствоваться верхами. Но уже 17 сентября передовица «Правды» под заголовком «Обеспечить глубокое изучение истории партии» обстоятельно критикует ошибки, совершенные, разумеется, руководителями на местах. Основной ошибкой в статье названа неоправданная торопливость в изучении истории ВКП(б) при отсутствии надлежащего количества соответственно подготовленных партийных пропагандистов. «Партия приступает к новой, большой работе, к которой нельзя подходить со старой меркой», — утверждала передовица. Спасительная подсказка содержалась в указании на то, что «основным условием успеха предстоящих занятий в кружках является предварительное индивидуальное чтение глав «Краткого курса». Основной вывод состоял в том, что «Глубокое изучение истории партии начинается после выхода «Краткого курса» отдельной книгой. Тогда по-настоящему должны заработать кружки партийного просвещения, а сейчас остающееся время надо посвятить подготовке пропагандистов и предварительному ознакомлению коммунистов с «Кратким курсом». Однако сообщения с мест свидетельствуют о том, что прежняя практика знакомства с текстом «Краткого курса» продолжалась и в течение октября — первой половины ноября 1938 г., несмотря на постоянные напоминания о необходимости «тщательно готовиться к глубокому изучению истории партии не допускать спешки и шумихи». Поэтому 14 ноября появилось известное постановление ЦК ВКП(б) «О постановке партийной пропаганды в связи с выходом «Краткого курса», многие положения которого ранее уже звучали на страницах газет, но там они носили характер рекомендаций, при всей призывно-командной форме их изложения и существенно на изменение ситуации не влияли. Выход постановления ЦК, следовательно, продемонстрировал, что местный аппарат, постоянно находясь между молотом партийных директив и наковальней методов по их выполнению, утратил способность к какой-либо инициативе в решении вопросов, в том числе в области идеологии и пропаганды. Для нас постановление ЦК ВКП(б) интересно еще и тем, что в нем обозначены причины недовольства руководства методами выполнения указаний по изучению «Краткого курса». «Обилие кружков лишило партийные организации возможности контролировать пропагандистскую работу, — говорилось в постановлении. — В результате кружки превратились в автономные и бесконтрольные организации, ведущие работу на свой риск и страх». Главный негативный итог возникновения большого количества кружков ЦК видел лишь в снижении качества работы и распространившемся формализме. Но, на наш взгляд, существовала еще одна причина, по которой упор на кружковую работу был признан нецелесообразным. Занятия в кружке, особенно в том, который существовал и до выхода «Краткого курса», — это прежде всего диалог, обмен мнениями, спор. При всей значимости и масштабности усилий по обработке общественного сознания, предпринимаемых на протяжении 1930-х гг., «Краткий курс» содержал столь значительные передержки реальных событий, что люди, знакомые с прежним изложением истории партии и Советского государства, не могли этого не заметить, а заметив, не могли не поделиться этим с другими именно на занятиях по изучению «Краткого курса». Сталин, сам прошедший школу кружкового воспитания до революции, не мог не учитывать этих факторов и поэтому стремился максимально пресечь обсуждение этой книги. В постановлении отмечалось, что «в пропаганде марксизма-ленинизма главным, решающим оружием должна являться печать — газеты, журналы, брошюры, а устная пропаганда должна занимать подсобное, вспомогательное место». В целом, согласно новому постановлению ЦК, основным методом изучения «Краткого курса» должно было стать самостоятельное изучение, «а партия должна придти на помощь кадрам в этом отношении через печать и централизованную квалифицированную консультацию». Регламентировалась также работа печати, системы партполитпросвещения. Вскоре в центральных и местных газетах появились рубрики «В помощь изучающим историю ВКП(б)», в которых давались ответы на вопросы читателей, публиковались статьи по различным аспектам партийной истории. В заметках стали преобладать названия типа: «Лекции и консультации», «Решающая роль партийной пропаганды», «Интеллигенция и революция». Кроме этого, были предприняты меры по внедрению «Краткого курса» в систему высшего образования путем создания единых курсов и кафедр. Еще одним аспектом, который вызвал нарекание ЦК (точнее того, кто скрывался за этой аббревиатурой), было уделение неограниченного количества времени «первым темам, а послеоктябрьский период, имеющий важнейшее значение в истории партии, остается неизученным». Это свидетельствовало о том, что Сталин имел определенные опасения, что в ходе обстоятельного совместного изучения несоответствия положений «Краткого курса» реальным фактам истории ВКП(б) будут слишком бросаться в глаза. И проблема была им решена до гениальности просто. Будучи полностью уверенным в том, что постановление ЦК будет выполнено низами буквально, Сталин просто аксиоматично объявил о перспективной важности послеоктябрьского периода истории партии. Надо сказать, что стилистически и концептуально постановление от 14 ноября 1938 г. Ничем не выделялось из ряда партийных решений, посвященных другим сторонам жизни общества: ответственность за неверно взятый курс была возложена на низовые руководящие партийные структуры. Поэтому в конце концов волна перекладывания вины на другие, нижестоящие, органы, логически докатилась до горкомов и райкомов. Так, 22 сентября 1938 г. Саратовский «Коммунист» на своих страницах сообщал о том, что Аркадакский райком «допустил вредную ошибку. Райком обязал первичные организации немедленно приступить к изучению «Краткого курса». Хотя партийцы Аркадака всего лишь выполняли решение обкома ВКП(б) от 16 сентября 1938 г., согласно которому все райкомы и горкомы были обязаны «развернуть и организовать» работу по изучению «Краткого курса» путем проведения громких групповых читок его материалов. Обком же выполнял указания ЦК, который в очередной раз продемонстрировал свою способность вовремя одергивать зарвавшихся товарищей. Однако, в очередной раз поправив ошибающиеся низы, ЦК не дал указанным постановлением ответа на некоторые вопросы. Так, провозгласив первенство индивидуального метода при изучении истории партии, никаких рекомендаций по контролю за этим дано не было. В результате перед местными партийными руководителями встала проблема контроля и проверки индивидуальной работы. Для низшего звена руководства кружковый метод работы был более удобен, так как позволял наглядно продемонстрировать выполнение принятых решений. Контроль же за всеми по отдельности был попросту невозможен. Об этом говорил секретарь парткома Саратовского облисполкома Степанченко (правда, еще до выхода постановления ЦК): «Крепко сомневаюсь, чтобы человек, уйдя поздно с работы, взял дома книжку! Вот мы и организовались в кружок — так оно вернее». Те же, кто буквально принялся следовать постановлению, предоставили дело работы с учебниками каждому в отдельности, в результате попали под огонь критики за то, что дело историко-партийного самообразования коммунистов пустили на самотек. Это отмечалось в постановлении ЦК ВКП(б) от 16 августа 1939 г. «О постановке пропаганды марксизма-ленинизма в Белорусской ССР, Орловской и Курской области». Причем в постановлении сказано, что «указанные выше недостатки в деле организации и руководства партийной пропагандой имеют место и в других партийных организациях». Тем самым данное решение высшего партийного руководства фактически дезавуировало положение постановления ЦК от 14 ноября 1938 г. О том, что изучение истории партии — дело добровольное даже для коммунистов. Отсюда низовым исполнителям зачастую в этом деле приходилось уповать на методы принуждения. Так, в одном из выступлений на совещании работников печати в Саратове прозвучали весьма симптоматичные слова: «Говорили с ней, она брыкалась, брыкалась, ссылалась на то, что ей некогда, но все-таки убедили. Два человека все так и не занимаются изучением истории партии, а им надо ее изучать». На массовое обязательное изучение «Краткого курса» нацеливало еще совещание в Кремле пропагандистов и руководящих идеологических работников Москвы и Ленинграда, состоявшееся в конце сентября — начале октября 1938 г. В своем вступительном слове секретарь ЦК ВКП(б) А. А. Жданов сказал: «Задача связана с тем, чтобы овладели большевизмом (на основе изучения «Краткого курса». — Авт.) не только кадры пропагандистов, но и кадры советские, кадры хозяйственные, кооперативные, учащаяся молодежь». Не случайно, что руководители на местах, дабы не быть обвиненными в плохой исполнительности, стали внедрять «Краткий курс» в школьное обучение. И вновь были обвинены в перегибе. Постановление СНК СССР от 10 декабря 1939 г., официально оформившее принятое днем раньше решение политбюро ЦК ВКП(б), указало, что в «в некоторых средних школах вместо преподавания истории СССР директорами и преподавателями самовольно введено обязательное преподавание истории ВКП(б), что противоречит решению ЦК от 14 ноября 1938 г.». Однако инерция данной идеологической кампании была настолько сильной, что, несмотря на категоричное правительственное предписание органам образования «немедленно ликвидировать факты самовольного преподавания истории партии в средних школах и воспретить проведение испытаний и выставление отметок по курсу истории ВКП(б) для учащихся этих школ», практика проведения уроков по партийной истории продолжалась еще некоторое время. Об этом свидетельствует, в частности, письмо в редакцию «Правды» и отдел пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) школьного учителя из Криворожья А. Лазаренко, написанное не ранее 15 апреля 1940 г. В письме сообщается о грамматической ошибке, допущенной в тексте «Краткого курса» и о случившемся в связи с этим инциденте. А. Лазаренко объяснял ученикам «правописание глагола «нехватать» а тут через несколько дней они приходят с таким авторитетным аргументом (текстом «Краткого курса». — Авт.) и утверждают, что «не хватает» нужно писать раздельно, это, мол, издание редактировал сам товарищ Сталин. И хотя я им доказал, что это просто топографическая (так в документе. — Авт.) ошибка, они остались какими-то удрученными и даже с некоторыми сомнениями. Сомнения я их развеял только тогда, когда нашел в VIII главе слитное написание этого глагола». Таким образом, массированная кампания, связанная с выходом «Краткого курса», проходила по традиционной для того исторического периода схеме: посыл сверху — усердное исполнение массами под руководством среднего и низшего звена партийно-государственного аппарата при поддержке через средства пропаганды и агитации — перегибы — предостережение сверху от «головокружения от успехов» (разумеется, со списанием всей вины за перегибы как раз на низших и средних руководящих работников) — постепенное установление более-менее приемлемых форм и методов выполнения принятого решения. Надо признать, что советский народ был в значительной мере подготовлен к восприятию этой мощной пропагандистской кампании всей предшествующей деятельностью власти в области идеологии. Конечно, восприятие содержавшихся исторических сведений во многом зависело от культурного, образовательного уровня каждого человека. Люди из низших слоев общества, прежде всего крестьяне и малоквалифицированные рабочие, были более подвержены мощной историко-пропагандистской обработке. Так, М. В. Девека из подмосковного Алпатьева писал в ЦК ВКП(б), что сосед его, плотник, прочел статью, где критиковалась книга немецкого ученого о голоде в СССР, и вступился за немца. «Нахально обманывают ученый все правильно написал. Это я сам видел», — говорил плотник. «Ну так, — говорю, — значит, это не Вас обманывают. Предположите, что Вас хотели бы обмануть, но ведь это же невозможно сделать, т.к. Вы сами видели. Значит, это не Вас обманывают, значит, это написано в целях укрепления дружбы трудящихся других стран, в целях предотвращения военного нападения на С.С.С.Р., в целях ускорения мировой революции. Не во вред Вам, а в Ваших же интересах». Действительно, как справедливо считает Е. Добренко, идеология овладения массами никогда не могла бы иметь успеха, «если бы не опиралась и не была сама когерентной структуре массового сознания, если бы она не имела корней в социальной психологии». Эта психология оказывала существенное влияние и на специфику исторического сознания. Такие люди сами додумали для себя желаемое обоснование событий прошлого, порою опережая в этом замыслы власти. Ей не приходилось насильно навязывать таким людям свое мнение. Вышеупомянутый Матвей Девека, о его образовательном и культурном уровне говорит сама оригинальная стилистика письма (орфография сохранена), считал, что «вероятно, в проведении коллективизации искривление партийной линии (ошибки и перегибы) было не только на основе «увлечения успехами», но сыграло свою роль и «работка» Бухарина и др Если так, то это тоже нужно отметить, хотя бы так: на стр. («Краткого курса». — Авт.) после слов: «Кулаки и их подголоски, — добавить: — «руководимые Бухариным и др.». И Матвей Девека не одинок. Колхозник из колхоза «Красный водник» Ростовской области Иван Шабаров считал, что в «Кратком курсе» необходимо было отметить личное участие Сталина в организации батумских забастовок 1902 года, так как об этом сказано в книге Берия «К вопросу об истории большевистских организаций в Закавказье». Как видим, такие люди сами, без подсказок сверху, додумывали желаемое обоснование событий, порою заходя здесь в области фальсификации дальше, чем авторы читаемых ими книг. Разница состояла только в том, что фальсификации сверху носили продуманный и целенаправленный характер, а фальсификации снизу не имели, как в данном случае, никакой практической выгоды для их автора и зависели лишь от его искреннего душевного порыва. «Пришлось мне встретить книжку, где на обложке помещены портреты Ленина и Троцкого, а внизу написано «Да здравствуют наши вожди». Эту книжку читают дети надо это быстро ликвидировать», — говорил стахановец Муравьев в октябре 1936 г. Перед нами наглядный пример эффективного, успешного действия сформированного стереотипа. Человек не задумывается, почему Троцкий назван там вождем наряду с самим Лениным. Безотказно срабатывает стереотип «Троцкий — злейший враг», отметающий остальные вопросы. Однако даже представители этого, наиболее поддающегося влиянию средств пропаганды слоя, порой замечали разницу между положениями старых и новых историко-партийных учебников. Так, уже упомянутый Иван Шабаров обращал внимание адресата — (отдел пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) — на несоответствие положений «Краткого курса» и сочинений В. И. Ленина. Большинство же советской интеллигенции изучало историю партии по «Краткому курсу» и по первоисточникам — работам Ленина и партийным документам, и, разумеется, у них возникало в этой связи гораздо больше вопросов. Учительство беспокоили прежде всего проблемы возможности использовать «Краткий курс» в качестве учебного пособия. «Не могу не указать на один очень крупный недостаток. Дело в том, что книга предложена для массового пользования публики примерно со средним образованием. Но глава IV переполнена научными выражениями и в ней не разобраться», — писал в комиссию по изданию «Краткого курса» народный учитель С. И. Пугачев, подтверждая тезис, высказанный Ярославским в 1935 г. В письме Саталину и Стецкому о необходимости выпуска трех видов учебника (для низовой партийной сети, для комвузовцев и пропагандистов). Еще один учитель, В. Немиров, внимательно отследил грамматические ошибки «Краткого курса», вторя уже упоминавшемуся А. Лазаренко. Дисциплинированные партийцы, старательно изучавшие новый учебник, также замечали появившиеся «новшества»: «Ленин учит тому, что Р.С.Д.Р.П. Образовалась в 1903 году на II съезде. Что это: опечатка или поправка к Ленину. Прошу разъяснить», — писал в ЦК ВКП(б) москвич А. М. Павлов. Руководящие партийные работники низового и среднего звена в основном обращали внимание на несоответствие цифровых данных первоисточников и «Краткого курса». О расхождении количественного состава ЦК IV съезда писали работник политотдела Северо-Кавказской железной дороги Адаменко, пропагандист Ленинского райкома ВКП(б) г. Орджоникидзе Дорогов и др. Преподаватель основ марксизма-ленинизма Родионов из Москвы пишет о необходимости графического материала, карт, схем (что, кстати, имели первые историко-партийные учебники). «Необходимы указатели первоисточников, необходимы примечания, как в собрании сочинений Ленина», — считал он. Эти люди изучали историю партии, по их собственным признаниям, «глубоко», «упорно», «глубже и еще раз глубже», сравнивая прочитанное с первоисточниками, и делились своими сравнениями с теми, кто, как они считали, мог развеять появившиеся сомнения. Примечательно, что письма были адресованы, как правило, высшему партийному руководству, что показывает неспособность (либо нежелание) пропагандистов на местах полноценно ответить на возникающие вопросы по причине как невысокого уровня подготовки пропагандистского аппарата, так и боязни работников «идеологического фронта» давать ответы на достаточно ответственные и щепетильные вопросы. В одном из писем в ЦК прямо сказано: «Я обращаюсь к Вам так как мне на месте ничего не могли толково разъяснить наши консультанты». Однако в обществе существовали и более серьезные вопросы к власти. Р. В. Рубанович из Харькова просил у редакции журнала «Пролетарская революция» летом 1940 г. Выслать ему письма Ленина, которые автор в первом послании не называет прямо «завещанием» вождя. В пространном и путанном ответе в конце концов были даны ссылки на два опубликованных письма Ленина. Повторное письмо Рубановича более категорично и серьезно: «Уважаемый товарищ! Ваш ответ на мой запрос о письмах В. И. Ленина, адресованных XIII съезду партии, меня не удовлетворил: 1) Письма Ленина, на которые Вы мне указали написаны В.И. Еще в 1917 году и адресованы XIII съезду партии не были. Эти письма я давно читал, хорошо о них знал Я спрашиваю Вас. Именно о письмах, написанных в последний год работы В. И. И адресованных XIII съезду партии, [о которых] т. Сталин на пленуме ЦК в 1926 г. Сказал, что оно в партийных кругах носит название «завещание» Если эти письма не опубликованы, но опубликование разрешено, прошу выслать копии документов». Но реакция на ужесточенную позицию автора письма была еще более категорична: «По указанию Дирекции ИМЭЛ ответа на это (второе) письмо Рубановича не давать. Кстати, подобное обращение с неудобными вопросами в то время практиковалось достаточно широко. Стандартные формулировки типа «ответ составлен неудовлетворительно», «ответ устарел», «архив» встречаются на многих письмах в центральные партийные инстанции. Таким образом, мы видим, что часть общества, имеющая более высокий образовательный уровень либо опыт партийной работы и, следовательно, определенную сумму знаний об истории партии, не оставила без внимания изменения, произведенные в «Кратком курсе». Однако совокупность методов убеждения, устрашения и игнорирования дала свои результаты. Еще в начале 1930-х гг. В ЦК могли приходить письма с выражениями: «товарищ Сталин сворачивает вину на места, а себя и верхушку защищает» и «как партия может терпеть такого типа (Сталина. — Авт.) пусть живет коммунистическая партия, но без сталинских уставов», то проработка в низовых организациях закрытого письма ЦК об убийстве Кирова свидетельствует о крайне беспощадном отношении к тем, кто высказывал расходящиеся с официальной точки зрения. Так, на саратовском заводе «Трактородеталь» рабочий Тугаринов спросил: «Как понимать, что Зиновьев с Лениным работал хорошо, а после смерти Ленина — Зиновьев стал контрреволюционером?» Вместо ответа на вопрос, парторганизация завода взялась за проверку «лица» Тугаринова. В результате человек был исключен из партии. Те же, кто не спрашивал, а высказывал несогласие с официальной линией, подвергались еще более жестким наказаниям. Инструктор Крайпотребсоюза в Дергачевском районе Саратовской области Медведев заявил: «жаль Зиновьева, он большой заслуженный работник. Он очень умело сказал в своем показании». «По делу Медведева Райотделением Управления НКВД ведется следствие». Ясно, что к концу 1930-х гг. Не соглашаться со Сталиным было уже невозможно. Поэтому в предложении вождя снять фамилии Е. М. Ярославского и П. Н. Поспелова с обложки «Краткого курса», как авторов книги, был, возможно, и этот расчет. Можно было критиковать Ярославского и Поспелова либо кого-нибудь еще, но критиковать ЦК, и тем более Сталина, в тех условиях не стал бы никто. Тезис о том, что «Краткий курс» издан под непосредственным руководством и при участии Сталина, присутствовал практически во всех посвященных этому публикациях. Поэтому в массовое сознание И. В. Сталин прочно вошел как автор «Краткого курса», что нашло свое отражение и в письмах в ЦК ВКП(б). Анализ пометок на письмах, пришедших сюда в 1938–1940 гг., позволяет говорить о том, что отдел пропаганды и агитации ЦК был центром, куда стекались все отзывы, письма с мест, касающиеся «Краткого курса», программы партии, книг о Сталине и прочей продукции пропагандистского содержания. Так, в Агитпроп были направлены письма, приходившие в газеты «Правда», «Рабочая Москва», журнал «Спутник агитатора», Госполитиздат. Направлял П. Н. Поспелову (зам. Завотделом) пришедшие к нему письма такого рода и главный партийный историк Е. М. Ярославский. О том, что такая практика была заранее оговорена, свидетельствует, в частности, одно из сопроводительных писем из газеты «Рабочая Москва», гласившее: «Товарищ Поспелов. По договоренности посылаю Вам полученное редакцией нашей газеты письмо гр. Это давало возможность высшим идеологическим инстанциям иметь первичную информацию о восприятии положений «Краткого курса» в общественном сознании. Письма, поступившие в Агитпроп ЦК, не только собирались, но просматривались, сортировались там. На письме пропагандиста из Ленинграда Ф. Ф. Давитая, например, стоит резолюция Поспелова «К материалам по истории ВКП(б) (учесть при подготовке 2-го издания Краткого Курса)». Такая же резолюция на письме скульптора Жукова из Москвы и на многих других. Однако хорошо известно, что предложения простых людей, как и замечания известных советских историков, не были учтены при всех последующих переизданиях. В заключение следует отметить, что условия, в которых протекала кампания, связанная с выходом «Краткого курса», заметно облегчали ее осуществление. Факторы, затруднявшие пропаганду историко-партийных знаний в 1920-е гг., претерпели существенные изменения. Издательско-техническая база многократно возросла и укрепилась в силу возросшей общей экономической мощи Советского государства. Сам «Краткий курс» с 1938 по 1953 г. Издавался 301 раз в количестве 42816 тыс. Экземпляров на 67 языках. Рычаги управления всеми структурами государства позволяли директивно концентрировать издательские мощности на определенном участке. Так, например, в июне 1939 г. Политбюро ЦК рекомендовало Союзбумсбыту «отгрузить Политиздату Украины 500 тыс. Тонн бумаги для издания учебника по истории ВКП(б) сверх фондов, выделенных Украине на 1939 год». В результате скорость распространения «Краткого курса» по стране в таком количестве, пожалуй, не может сравниться с выпуском какой-либо другой книги. Письма, поступившие в ЦК, свидетельствуют, что практически все их авторы, проживавшие в Ростовской, Одесской, Саратовской, Ленинградской областях, прочитали «Краткий курс» осенью 1938 г., т. е. За три месяца со дня опубликования текста в «Правде». Причем распространение «Краткого курса» достигло и таких населенных пунктов, где было деления на улицы. «Краткий курс» распространялся путем перепечатывания его текста в местных газетах, зачитывался по радио. Система цензуры, контроля за выпуском печатной продукции, основы которой складывались в 20-е гг., достигла в 30-е гг. Своего совершенства. Малочисленные тиражи старых историко-партийных учебников Зиновьева, Волосевича, Ярославского, Попова, преданных анафеме за изложение истории ВКП(б) прежде всего «вокруг исторических лиц и воспитывавших кадры на лицах и биографиях», были надежно упрятаны в спецхранах библиотек. И наконец, проведенные преобразования в сфере ликвидации массовой неграмотности и повышения культурного уровня населения привели к тому, что массы советского народа стали благодатной почвой для воздействия мощной централизованной системы историко-партийной пропаганды. Комплекс рассмотренных нами факторов объясняет ту устойчивость сформированных во второй половине 1930-х гг. Стереотипов массового исторического сознания, которая помогла сохраниться сталинской концепции истории партии вплоть до второй половины 1980-х гг., хотя, как видим, восприятие новой историко-партийной концепции в конце 1930-х гг. Было не столь однозначно единодушным, как это демонстрировалось тогда в советских средствах массовой информации. См.: Маньковская И. Л., Шарапов Ю. Культ личности и историко-партийная наука // Вопросы истории КПСС. № 5; О некоторых догмах «Краткого курса» // Политическое образование. № 8; На подходах к «Краткому курсу» // Советские архивы. № 4; Маслов Н. «Краткий курс истории ВКП(б)» — энциклопедия культа личности Сталина // Вопросы истории КПСС. № 11; Его же. «Краткий курс истории ВКП(б)» — энциклопедия и идеология сталинизма и постсталинизма: 1938–1988 гг. // Советская историография. М., 1996 и др. ![]() Краткое содержание 12 подвигов Геракла для читательского. Приветики дайте краткое содержание 11 подвига. ('Двенадцать подвигов Геракла'. 11-Геракл укротил трехглавого. (краткое содержание). Пятый подвиг Геракла (краткое. 12 подвигов Геракла краткое описание всех двенадцати подвигов Геракла. 11 и 12 подвиги. 12 подвигов Геракла страница 1 Немейский лев (первый подвиг) С того дня, как царевич Эврисфей появился на свет, он был окружен заботой и лаской. Правда ни ума, ни силы, ни храбрости природа ему не дала, но властью одарила не малой. Когда умер Сфенел, еще молодой Эврисфей унаследовал власть отца и стал царем всей Арголиды. Окруженный толпой придворных, Эврисфей надменно принял Геракла. 'Клятвою Зевса,— сказал он,— мне вручена власть над всей Арголидой и, прежде всего, над всеми потомками Персея, среди которых я по происхождению старший. Каждый служит мне, чем может. Тебе боги дали силу, ты будешь служить мне силой. В нашей земле есть славный храм Зевса в Немее. Но в последнее время паломники уже не посещают его с прежним усердием. Их пугает чудовищный лев, избравший себе местопребыванием немейскую рощу. Повелеваю тебе очистить от этого непрошеного гостя землю Немеи. Как изведешь ты это чудовище — твое дело. ![]() ![]() Но знай, что меч и копье тебе вряд ли помогут, ибо лев этот, порожденный Тифоном и Ехидной15, слывет неуязвимым'. Молча выслушал Геракл царя Эврисфея, только головой кивнул в знак согласия. В тот же день, оставив Иолая в Микенах, Геракл пошел в Немею, чтобы свершить свой первый подвиг — убить Немейского льва. Тишиной и запустением встретила Геракла земля Немеи: на полях росли одни сорняки, виноградники засохли. Так велик был страх перед чудовищным львом, что жители города боялись покидать свои жилища. Попробовал было Геракл узнать дорогу к логовищу льва, но слышал только один ответ: 'Лев сам найдет тебя, как только ты войдешь в лес'. Не верили люди, что смертный, каким бы могучим героем он ни был, сможет победить ужасного зверя. Долго искал Геракл по лесистым склонам и глухим ущельям логово льва. Только к вечеру, услышав грозное рычание, исходившее из мрачной пещеры, понял Геракл: час поединка с чудовищем настал. Медленно, злобно поводя глазами и с силой хлеща себя хвостом по бокам, из пещеры вышел огромных размеров лев. Тот час же три стрелы Геракла пропели в воздухе и отскочили от твердой, как бронзовый панцирь, шкуры чудовища. Лев присел, готовясь к смертельному прыжку, но сын Зевса успел опередить его: как молния мелькнула тяжелая дубинка Геракла и ее сокрушительный удар пришелся прямо в голову зверя. Лев упал, но тут же поднялся и бросился на грудь Геракла. Сомкнулись могучие руки Геракла на косматой львиной шее, сжали, и отпустили только тогда, когда лев уже был мертв16. Туша льва была так велика, что Геракл не захотел нести ее в Микены. Он содрал со льва шкуру вместе с головой, сбросил с плеч старую шкуру киферонского льва, которую он носил с ранней молодости, и надел новую — неуязвимую для копий и стрел шкуру льва Немейского. С криком разбегались люди при виде Геракла с оскаленной львиной пастью на голове, а царь Эврисфей, забившись дальний угол тронного зала, кричал: 'Уходи! И впредь не смей приближаться к моему дворцу! Мои приказания тебе будет передавать глашатай!' Лернейская гидра (второй подвиг) Не долго пришлось отдыхать Гераклу после победы над Немейским львом. Уже утром следующего дня Копрей, глашатай Эврисфея17, объявил Гераклу, что по приказу царя он должен отправиться к источнику у города Лерны, где в близлежащем болоте засело десятиголовое чудовище — Гидра. 'На этот раз, надеюсь, ты возьмешь меня с собой,— сказал Гераклу Иолай.— Мы поедем туда на колеснице, и я буду твоим возницей'. 'Согласен, но с условием: ты будешь только зрителем. Сражаться с Гидрой я буду один на один', — ответил ему Геракл. Неподалеку от Аргоса выбивался из-под земли источник хрустально чистой воды. Но слабый ручеек не мог пробить себе дорогу к реке или морю и растекался вокруг в низине. Вода застаивалась, зарастала тростником, и долина превратилась в болото. Яркая зелень, всегда покрывавшая болото, манила к себе усталого путника, но едва он ступал на зеленую лужайку, с шипением и свистом выныривала из трясины десятиголовая гидра, обвивалась своими длинными скользкими шеями вокруг человека, затягивала его в болото и пожирала. Гидра эта приходилась Немейскому льву родной сестрой, таким же чудовищным порождением Тифона и Ехидны. Вечером, когда гидра, насытившись, засыпала, ядовитое дыхание десяти ее пастей вставало над болотом и отравляло воздух. Тот, кто дышал этим воздухом, неминуемо заболевал, долго болел и умирал. Поэтому люди старались не приближаться к болоту, тем более селиться около этого страшного места. В тот час, когда Геракл и Иолай добрались до Лернейского болота, Гидра была сыта и дремала. Чтобы выманить чудовище из трясины, Геракл стал пускать в середину болота горящие стрелы, зажигая их концы факелом, который держал Иолай. Раздразнив Гидру, он заставил выползти ее из болота. Холодным хвостом, покрытым зловонной жижей, Гидра обвила ногу Геракла и все десять голов разом зашипели вокруг него. Геракл поплотнее завернулся в львиную шкуру, надежную защитницу от ядовитых зубов и змеиных жал, вынул меч и стал рубить одну за одной страшные головы Гидры. Но едва стекала из раны черная кровь, на месте отрубленной головы вырастали две новые, еще злее, еще ужаснее. Скоро Геракл был окружен словно живым кустом шипящими головами, и все они тянулись к нему, разевая брызжущие ядом пасти. Геракл не мог сдвинуться с места — одна нога его была в кольце змеиного хвоста, другая увязла в болотной жиже. Его рука уже устала рубить все новые и новые головы Гидры. Вдруг Геракл почувствовал острую боль в правой ноге и, нагнувшись, увидел рака, который клешней впился ему в пятку18. Засмеялся Геракл: 'Двое против одного? Это не честно! Борьба не равна. Теперь и я имею право позвать друга на помощь! Помоги-ка мне, Иолай! Жги огнем рану, как только мой меч снесет голову этой твари!' Иолай не заставил себя просить второй раз. Слетела голова Гидры — Иолай прижег факелом рану. И там, где огонь касался обезглавленной шеи, новая голова уже не вырастала. Скоро последняя голова Гидры упала в болото. Но она не хотела умирать. Ее отрубленные головы разевали пасти, поводили злыми глазами и плевались ядовитой черной кровью. Туловище Гидры и множество ее отрубленных голов Геракл вынес из болота и зарыл глубоко в землю. Затем смочил наконечники своих стрел в черной крови Гидры, и они стали смертельными. На обратном пути в Микены Иолай спросил своего могучего друга: 'Не загордишься ли ты, Геракл, своими победами? Твой прадед Персей, победитель горгоны Медузы, говорил, что смертные гибнут не только от недостатка силы, но и от ее избытка'. Геракл только рассмеялся в ответ. Керинейская лань (третий подвиг) Целый год после истребления Лернейской гидры Геракл и Иолай наслаждались покоем в Микенах, теша себя охотой и состязаниями. Когда год миновал, явился к Гераклу Копрей. 'Выслушай новый приказ царя Эврисфея,— сказал он Гераклу.— На склонах Аркадских гор стала появляться лань с золотыми рогами и медными копытами. Крестьяне называют ее Керинейской, по имени города, близ которого ее впервые увидели. Многие пытались поймать ее, но, едва завидев людей, лань в мгновение ока скрывается в непроходимом лесу. Приведи эту лань живьем царю Эврисфею. Для победителя Немейского льва и Лернейской гидры выполнить это будет простой забавой'. С этими словами Копрей ушел. Задумался Геракл. 'Поймать Керинейскую лань труднее, чем победить Немейского льва и истребить Лернейскую гидру,— сказал он Иолаю.— Немало рассказов слышал я об этой лани. Она — священное животное богини-охотницы Артемиды. Вот почему Эврисфей приказал поймать лань, но не убивать ее. Он страшится гнева Артемиды. Собирайся, Иолай в дальний путь. Выполним мы и этот приказ Эврисфея'. И отправился Геракл с Иолаем в дикие горы Аркадии. Ни своей тяжелой дубины, ни лука с ядовитыми стрелами Геракл не взял, зато прихватил с собой крепкий топор да острый нож. Неприступные горные кручи Аркадии, поросшие непроходимым лесом, были главным препятствием на пути верных друзей. Они прорубали просеки, валили деревья и перекидывали их через глубокие пропасти, пробивали ступени на отвесных скалах, поднимаясь все выше. Снежные лавины осыпали их ледяной пылью, прямо над их головами проносились грозовые тучи Однажды, когда первые лучи восходящего солнца окрасили нежно-розовым цветом снега горной вершины, Геракл увидел лань с золотыми рогами. 'Смотри, вот она, Керинейская лань', — шепнул Геракл Иолаю. Лань стояла так близко, что убить ее было бы легко, но они должны были взять ее живой. Гераклу казалось, что лань смотрит на него с насмешкой: попробуй, поймай меня, догони, если сможешь. Но стоило только пошевельнуться Гераклу, как лань быстрее ветра помчалась прочь. Разве мог герой упустить ее? Каких трудов и лишений стоили поиски этой лани! Бросился Геракл за ней в погоню. Целый день он преследовал неуловимое животное, потом второй, третий Иолай остался где-то далеко позади. А лань, не зная усталости, неслась через горы, через равнины, прыгала через пропасти, переплывала реки, убегая все дальше и дальше на север — в странуГипербореев. У истоков реки Истр лань, наконец, остановилась и снова посмотрела прямо в глаза своему преследователю. Только на сей раз увидел Геракл в ее глазах укоризну. Долго стояли друг против друга — могучий герой и быстроногое животное. Потом Геракл сделал шаг, другой, подходя к лани все ближе и ближе. Вот уже их разделяет расстояние протянутой руки: осталось только схватить лань за рога. Но лань, отпрыгнув в сторону, снова помчалась, как выпущенная из лука стрела, теперь назад, к югу. И снова началась погоня через равнины, леса. Геракл догадался: лань стремится в родные ей горы Аркадии, под защиту своей покровительницы Артемиды. Отчаялся Геракл,— не отдаст ему Артемида священное животное, но остановиться, бросить погоню сын Громовержца не мог. Остались позади Фракия, Фессалия, Беотия, а погоня все продолжалась. Горы Аркадии были совсем рядом, когда лань покорилась Гераклу: может быть силы оставили ее, а может быть она поняла, что от судьбы убежать нельзя. Связал Геракл златорогую лань, взвалил себе на плечи и пошел не спеша в Микены19. Вдруг на лесной тропинке появилась перед ним прекрасная дева в короткой легкой тунике, с охотничьим луком в руках и колчаном за плечами. Лицо ее было гневно, глаза сверкали негодованием. Повелительным жестом она остановила Геракла и сказала: 'О жадные смертные! Разве вам мало дорог и полей в широких долинах? Зачем вы нарушаете тишину моего заповедного леса? Что плохого сделала тебе, человек, эта беззащитная лань?' Геракл узнал прекрасную деву — Артемиду-охотницу. 'Не гневайся на меня, богиня!— ответил он ей.— Я пришел сюда не по своей воле. Поймать Керинейскую лань приказал мне царь Эврисфей, а служу я ему по воле всемогущего Зевса. Значит здесь я потому, что так хочет Зевс. Хочешь ты того, богиня, или нет, на эти высоты рано или поздно придут люди. Здесь так прекрасно, отсюда далеко видно вокруг, здесь воздух чист, и сам человек, поднявшись сюда, станет чище и лучше'. Взгляд богини смягчился. Она подошла к связанной лани, ласково потрепала ее и сказала: 'Ну, что ж, Геракл, иди своей дорогой. Я не стану отнимать у тебя твою добычу. А ты, подружка, скоро вернешься ко мне!' С этими словами Артемида исчезла, словно растворилась в воздухе. Придя в Микены, Геракл, по особому желанию Эврисфея, показал ему Керинейскую лань — лани трусливый царь не боялся. 'Возьми ее себе, Геракл. Можешь зажарить ее и съесть. Мне эта лань не нужна',— сказал Эврисфей. Геракл вспомнил слова Артемиды: 'Скоро ты вернешься ко мне!' Чтобы эти слова исполнились, он принес лань в жертву богине-охотнице. Эриманфский вепрь (четвертый подвиг) летом, и осенью, когда на полях созревает урожай, крестьяне, жившие у подножия горы Эриманф, с тревогой осматривали по утрам свои наделы и всякий раз находили следы страшного опустошения: земля была перерыта, посевы вытоптаны и вырваны с корнем, а плоды в садах раздавлены чьей-то грубой силой. Люди рассказывали, что на склонах горы, покрытых густым дубовым лесом, поселился дикий вепрь, который по ночам спускался с горы и опустошал поля. Но так страшны были его клыки и копыта, что никто не отваживался пойти в лес и убить зверя. И вот в четвертый раз явился Копрей к Гераклу и передал ему очередное приказание Эврисфея: изловить Эриманфского вепря. 'Поймать Эриманфского вепря не хитрое дело,— сказал Геракл Иолаю, когда Копрей ушел,— да добраться до него не просто: подступы к Эриманфу преграждают кентавры, и пройти через владения этих необузданных, беззаконных полулюдей-полуконей труднее, чем изловить какого-то дикого кабана'. 'А откуда взялись эти кентавры?' — спросил Иолай. 'Поведаю тебе, друг, что знаю про них Жил некогда царь племени лапифов Иксион,— начал рассказ Геракл.— Иксион первым среди смертных осквернил себя родственной кровью. Не желая уплатить Диойнею, своему тестю, выкуп за жену, он столкнул его в волчью яму, полную раскаленных углей. Ужасную смерть принял Диойней. За очищением обратился Иксион к самому Зевсу, и Зевс не только очистил убийцу, но и приблизил его к своему трону. Там, на Олимпе, смертный Иксион стал добиваться любви Геры, божественной супруги величайшего из богов. Чтобы узнать предел бесчестия Иксиона, Зевс придал облик Геры остановившейся над Олимпом Туче-Нефеле. От этого-то беззаконного союза мнимой Геры и Иксиона и пошли беззаконные кентавры. Так бесчестие царя лапифов было доказано. По приговору Зевса Иксион был низвергнут в самые мрачные глубины Аида и навечно прикован к вечно крутящемуся огненному колесу. А жестокие, беспощадные кентавры, перебравшись из Фессалии на север Пелопонеса, и поныне живут близ горы Эриманф20. Среди всей этой беззаконной братии только мудрый кентавр Хирон, обладающий даром бессмертия, и гостеприимный кентавр Фол дружелюбны к людям, а остальные только и ждут случая, чтобы растоптать копытами всякого, кто ходит на двух ногах. Вот с ними мне и предстоит сразиться'. 'Нам предстоит сразиться', — поправил Геракла Иолай. 'Нет, друг мой, тебе придется остаться,— возразил Геракл.— С кентаврами я справлюсь один'. Много дней шел Геракл к горе Эриманф, чтобы выполнить четвертый приказ Эврисфея. Несколько раз он видел издалека табуны бешено мчавшихся, словно в припадке безумия, кентавров. Одни боги знают, на какой день пути Геракл увидел пещеру, перед которой на редкость спокойно и невозмутимо стоял уже немолодой кентавр. 'Кто ты, смельчак, не побоявшийся забрести в наши владения?' — спросил кентавр. 'Я царский охотник,— ответил Геракл.— Царь приказал мне добыть дикого вепря, который живет на этой горе. Не укажешь ли мне, как найти его?' 'О, этот вепрь сильно досаждает и нам, обитателям этой горы. Я укажу тебе его след. Но сначала будь моим гостем. Меня зовут Фол. Я, в отличие от своих собратьев, чту закон гостеприимства. Заходи в мою пещеру, я налью тебе чашу доброго вина'. Принял Геракл приглашение Фола, и, назвав свое имя, вошел в жилище кентавра. Тотчас же был открыт большущий бурдюк с вином и подняты чаши. Далеко разнеслось благоухание дивного вина21. Учуяли это благоухание другие кентавры и нагрянули к пещере Фола. Страшно рассердились они на Фола за то, что он открыл для человека бурдюк с заветным вином. Угрожая Гераклу смертью, они потребовали, чтобы он вышел из пещеры и сдался. Не испугался Геракл. Из глубины пещеры он стал швырять в кентавров горящие головни из очага. 'Зовите Хирона! Хирона сюда!' — закричали кентавры. Геракл удивился: неужели мудрый Хирон среди этого табуна? Он вышел из пещеры, чтобы приветствовать благородного кентавра, и в тот же миг в сына Зевса полетели камни, которые швыряли в него обезумевшие от злости полукони-полулюди. Что оставалось делать Гераклу? Натянул он свой бьющий без промаха лук и стал пускать в кентавров стрелы отравленные кровью Лернейской гидры. Один за другим падали на землю мертвые кентавры. Сжалилась над своими детьми Туча-Нефела, пролилась обильным дождем. Легко скакать по влажной почве четвероногим кентаврам, а Геракл поскользнулся, и впервые стрела его пролетела мимо цели. Целился герой в самого свирепого и сильного кентавра, а попал в стоящего поодаль старого, седого, не принимавшего участия в битве. Услышали кентавры горестный стон своего раненого товарища и бросились в бегство. Закончилась битва. Стихло все кругом, только раненный старый кентавр еле слышно стонал. Из пещеры вышел прятавшийся там Фол. Да это Хирон!' — закричал он, увидев раненого кентавра. — переспросил Геракл.— О, что я наделал! Я так жаждал встретиться с тобой мудрейший из мудрых, я так хотел послушать твои речи. И вот — я вижу тебя умирающим, и я — твой убийца!' 'Невольный убийца,— ответил Хирон,— и я снимаю с тебя вину. Одно только плохо: я сын Крона и нимфы Филиры, кентавр, впитавший бессмертие с молоком матери. Я не могу умереть, но яд Лернейской гидры, которым была пропитана стрела, ранившая меня, приносит мне невыносимые страдания. Неужели они продлятся вечность? Боги, ну дайте же мне умереть! Я возвращаю вам свое бессмертие и молю вас: возьмите мою жизнь и пусть моя добровольная смерть станет залогом освобождения справедливейшего титана Прометея22. Нет никакой вины за Прометеем! Великий Зевс! Уйми свой неправедный гнев!' Таковы были последние слова мудрого Хирона. Дрогнула земля. Услышал Зевс мольбу Хирона. Покой разлился по лику раненного и дыхание его остановилось23. Фол и Геракл внесли тело мертвого Хирона в пещеру. Фол вынул стрелу из его раны. 'Как этот маленький кусочек дерева поражает насмерть?' — спросил Фол. — закричал Геракл. Но было уже поздно: Фол выронил стрелу, и она вонзилась ему в ногу. Открыл было рот кентавр, чтобы крикнуть от боли, но, даже не охнув, упал мертвым. Убитых кентавров Геракл перенес в пещеру, завалил ее большим камнем, как гробницу, и направился в чащу эриманфского леса. Вепря он выследил без труда, поймал его, отвел в Микены и показал Копрею. Эврисфей даже взглянуть не захотел на добычу Геракла. Едва заслышав рев Эриманфского вепря, трусливый царь спрятался в большой медный сосуд для воды. Геракл посмеялся, велел вепря зажарить и устроить угощение народу. Стимфальские птицы (Пятый подвиг) Смерть Хирона и его добровольный уход из жизни потрясли Геракла. Он никуда не выходил из дома, ведя с Иолаем нескончаемую беседу о двух мирах: о мире живых и мире мертвых. 'В чем смысл жизни? В чем ее Истина?— спрашивал Геракл Иолая, и сам себе отвечал.— Живая жизнь борется с мертвой, и в этом вся истина — в их борьбе. Истина — только в живой жизни, где есть и радости, и печали. В мире мертвой жизни Истины нет — там только забвение. Я смертен, но во мне есть мысль. Не она ли борется со смертью? Но для борьбы нужна сила. А разве мысль не сила? Разве не покоряет мысль и большое, и малое? Чем выше мысль, тем она сильнее. Мысль питается знанием, а знание всегда служит людям — иначе оно умирает. Но что я знаю? Знание мое не больше искорки в сиянии звездного дождя. Когда погаснет эта искорка, истина для меня исчезнет, и наступит мрак'. 'А может быть мрак — это тоже истина?' — спрашивал Иолай. Так беседовали друзья дни и ночи напролет. Однажды под вечер их беседу прервал Копрей, явившийся с новым приказом Эврисфея. 'Царь,— сказал Копрей,— вместо очередного подвига предлагает тебе, Геракл, поохотиться на диких уток или что-то в этом роде. Прошел слух, что на Стимфальском озере завелись птицы, именуемые Стимфалидами. Их ты должен перестрелять — вот и все'. Когда глашатай Эврисфея ушел, Геракл сказал Иолаю: 'Слышал и я про этих птичек. Это птицы Ареса, бога войны. У них медные клювы и когти. Но не в клювах и когтях их главная сила, а в медных перьях, которые они мечут, словно стрелы, и, убивая ими людей, питаются человечьим мясом. И все-таки я думаю, что настоящая опасность для нас не в медноперых Стимфалидах, а в чем — увидим'. 'Это ты хорошо сказал,— ответил Иолай, — вижу, что ты хочешь взять меня с собой!' Стимфальское озеро лежало хотя и в Аркадии, но недалеко от пределов Арголиды. После двух дней пути Геракл и Иолай пришли в мрачную котловину, на дне которой блестело Стимфальское озеро. Пустынно и дико было все вокруг: голые камни, ни травы, ни цветка, ни дерева. Ветер не шевелил рябью гладкую поверхность озера, ящерица не грелась на солнце. Стояла мертвая тишина. Геракл и Иолай сели на камни у самой воды и молча смотрели на неподвижное озеро. Тоска напала на них, усталость сковала тело, стало трудно дышать. 'Со мной творится что-то неладное,— сказал Геракл.— Мне трудно дышать, и лук выпадает из моих рук Это озеро дышит отравленной мглой преисподней. Я чувствую затхлый воздух царства мертвых О, Зевс! Дай умереть мне не здесь, а на какой-нибудь горной вершине!' 'Сон смерти овладевает и мной',— еле слышно прошептал Иолай. Вдруг с неба к ногам Иолая упала простая деревянная трещотка, какой крестьяне прогоняют птиц из садов и огородов. Ее послала Афина, мудрая наставница и помощница людей. Иолай схватил ее и начал трясти. Громко затрещала она над спящим озером, а эхо стократ умножило производимый ею шум. И тогда с тополевой рощи поднялась огромная птица, за ней другая, третья, много Длинной вереницей, заслоняя солнце, скользнули они над гладью Стимфалийского озера. Еще мгновение и град острых медных перьев обрушился на берег, где сидел Геракл со своим другом. Хорошо, что Геракл не расставался со своим плащом из шкуры Немейского льва, — он успел и сам им накрыться, и прикрыть Иолая. Смертоносные перья Стимфалид теперь им были нестрашны. Схватил Геракл свой лук и из-под плаща стал поражать чудовищных птиц одну за другой. Множество Стимфалид, сраженных стрелами Геракла, упало в черные воды озера. Теперь оно уже не было спокойным, вода в нем клокотала, белый пар поднимался к небу. Оставшиеся в живых птицы взвились под облака и скрылись из глаз. В страхе они улетели далеко за пределы Эллады — на берегаЭвксинского Понта и никогда больше не возвращались. 'Уйдем скорее отсюда, пока нас снова не заволокло ядовитой мглой', — сказал Геракл и, бросив в кипящую воду трещотку Афины, зашагал прочь. Чем дальше уходили друзья от заклятого места, тем бодрее они себя чувствовали. Но еще долго странная истома и ломота в костях напоминали им о смертельном дыхании Стимфальского озера. Авгиевы конюшни (шестой подвиг) Стимфальские птицы были последним порождением чудовищ в Пелопонесе, а так как власть Эврисфея дальше пределов Пелопонеса не распространялась, Геракл решил, что его служба царю окончена. Но могучая сила Геракла не позволяла ему жить в праздности. Он жаждал подвигов и даже обрадовался, когда к нему явился Копрей. 'Эврисфей,— сказал глашатай,— повелевает тебе за один день очистить от навоза конюшни элидского царя Авгия'. 'Тебе бы он лучше поручил это дело, — проворчал Иолай,— у тебя, кстати, и имя подходящее'. 'Нельзя оскорблять глашатая,— строго оборвал его Геракл.— Не думаю, чтобы Эврисфей хотел только оскорбить меня, заставив убирать навоз. Тут скрывается что-то другое. Авгий действительно владел несметными табунами прекрасных лошадей. Они паслись в плодородной долине реки Алфей, и конюшни, годами не чистившиеся, были полны навоза. Пришел Геракл в Элиду и сказал Авгию: 'Если ты отдашь мне десятую часть своих коней, я очищу конюшни в один день'. Засмеялся Авгий: он думал, что конюшни вовсе нельзя очистить. 'Десятая часть моих табунов твоя, Геракл, — согласился Авгий, — но если завтра утром все конюшни будут чистыми'. Геракл потребовал, чтобы ему дали лопату, и Авгий велел принести ее герою. 'Долго же тебе придется работать этой лопатой!' 'Только один день',— ответил Геракл и пошел на берег Алфея. Полдня усердно работал Геракл лопатой. Он запрудил русло реки и отвел ее воды прямо в царские конюшни. Стремительный поток Алфея уже к вечеру унес весь навоз из конюшен, а вместе с навозом и стойла, и кормушки, и даже ветхие стены. 'Не взыщи, царь, — сказал Геракл, — я очистил твои конюшни не только от навоза, но и от всего, что давно сгнило. Я сделал больше, чем обещал. Теперь ты отдай мне обещанное'. Жаден был Авгий, не хотелось ему отдавать своих коней. Повелел он двум своим племянникам напасть на Геракла из засады и убить его. Да разве могли двое простых смертных справиться с сыном Зевса! И засада, устроенная ими, не помогла, — пали племянники Авгия от руки Геракла. Велико было возмущение Геракла коварством элидского царя. 'Нельзя, карая орудие преступления, оставлять безнаказанным виновника,— подумал Геракл.— Пусть знают люди, что призвание мое в очищении земли от всякого беззакония и в зверином, и в человеческом образе'. Разогнав дворцовую стражу, Геракл в честном поединке убил Авгия. Жители Элиды стали просить победителя занять трон Авгия и стать их царем. Но Геракл с негодованием отверг эту просьбу. 'Я сразил Авгия, — сказал он, — не для того, чтобы завладеть его царством. Есть сын Авгия, ни в чем не провинившийся перед богами. Пусть он правит вами. Я же, прежде чем уйду, хочу принести благодарственную жертву Зевсу Олимпийскому и учредить в его честь игры. Пусть отныне и до скончания веков каждые четыре года атлеты со всей Эллады собираются здесь на состязания. И пусть, пока идут Олимпийские игры, мир царит на земле'. Критский бык (седьмой подвиг) Шесть раз уже возвращался Геракл в Микены и по приказанию Эфрисфея отправлялся в полный опасностей путь. Шесть славных дел он совершил: убил Немейского льва, уничтожил Лернейскую гидру, поймал Керинейскую лань, победил Эриманфского вепря, выгнал из Эллады Стимфальских птиц, за один день очистил конюшни царя Авгия. Дни тянулись за днями, а Эврисфей словно забыл о существовании Геракла. Однажды к Гераклу пришел посланник от Ясона, сына иолкского царя, у которого отнял власть над городом Иолком его родственник Пелий. 'Мой повелитель Ясон,— сообщил посланник,— собирает самых отважных героев Эллады, чтобы вместе с ними отправиться морским путем на край света, вКолхиду, за шкурой золоторунного барана. Царь Колхиды Ээт не по праву владеет этим руном. Вернуть в Элладу золотое руно — дело доблести и чести. Принимаешь ли ты приглашение Ясона?' 'Пропади она пропадом эта служба трусливому Эврисфею! — вскричал Геракл.— Я не раб ему! Я иду с тобой!' Так пришел Геракл в фессалийский Иолк. Лучшие сыны Эллады уже собрались там, чтобы отправиться на крепком быстроходном корабле названным 'Арго' в царство Ээта. Когда 'Арго' миновал середину пути к далекой Колхиде, случилось несчастье: пропал Гилас, самый юный среди аргонавтов и большой друг Геракла. Долго искал Геракл своего любимца на неприветливом берегу, куда высадились аргонавты, чтобы пополнить запасы пресной воды, но так и не нашел его. Опечаленный потерей друга, Геракл отказался плыть с аргонавтами дальше и вернулся в Микены. А там его ждал новый приказ Эврисфея: укротить Критского быка и доставить его в Арголиду. Этот бык приплыл когда-то к острову Крит, и критский царь Минос обещал богу морей Посейдону принести быка ему в жертву24. Но белоснежный бык с золотыми рогами так понравился Миносу, что царь оставил его себе, а Посейдону принес в жертву другого быка. Разгневался бог моря и наслал бешенство на золоторогого красавца. Вырвался бешеный бык из стойла, убежал с царского двора и стал грозой всего острова. Получив приказ Эврисфея, Геракл отправился на берег моря и сел на финикийский корабль, направлявшийся к Криту. Были то козни Геры или веление рока, но как только корабль вышел в открытое море, налетела свирепая буря. Долго носился корабль среди бушующих волн, пока не разбился о берег чужой незнакомой страны. Здесь росли деревья, похожие на пучки больших перьев: прямо из ствола выходили толстые стебли, на которых качались листья, такие большие, что под каждым мог укрыться человек. Геракл и его уцелевшие спутники пошли вдоль берега по горячему желтому песку и пришли в большой город у моря. 'Вы в Египте,— сказали жители города,— а правит Египтом великий Бусирис, могучий и грозный царь'. Геракл попросил отвести его к царю. Но едва он вошел во дворец, как был схвачен и закован в цепи. 'Ты пришел вовремя, чужеземец,— сказал ему властитель Египта.— Сегодня праздник в моей стране, и я принесу тебя и твоих спутников в жертву нашим богам'. 'Боги не принимают человеческих жертв', — возразил ему Геракл. Бусирис засмеялся: 'Не одну сотню лет в Египте приносят в жертву всех чужеземцев, и боги пока не разгневались на нас. Мы, египтяне, превзошли все народы в благочестии, и не тебе нас учить'. Когда Геракла подвели к алтарю и жрец в длинной белой одежде занес над ним жертвенный нож, могучий сын Зевса легко разорвал цепи, которыми был закован. Обрывком цепи он ударил жреца, расшвырял царскую стражу, потом отнял у Бусириса меч и заколол жестокого царя. Пораженные силой героя, египтяне не посмели его тронуть. Геракл освободил своих спутников и поспешил с ними в гавань. Там они нашли корабль, который за скромную плату доставил их на остров Крит. Исполнение самого подвига, ради которого он был послан, не было для Геракла трудным. Встретившись с бешенным Критским быком, Геракл прыгнул ему на спину, обвил рога цепью и туго затянул ее. Тщетно старался бык сбросить со спины неожиданную ношу — крепко сидел Геракл, все сильнее и сильнее сжимая ногами его ребра. Жалобно мыча, побежал бык к морю, бросился в волны и поплыл. В море бешенство покинуло его, и он стал смирным, как рабочий вол на поле. Направляемый рукой Геракла, поплыл бык через море до самого Пелопонеса. Геракл сам отвел быка на скотный двор Эврисфея. Но пастухи не смогли удержать его в хлеву. Вырвался бык на свободу и ушел гулять по всему Пелопонесу, никому не даваясь в руки, пока его не поймал молодой Тесей, сын афинского царя Эгея. Кони Диомеда (восьмой подвиг) И вновь велел Эврисфей отправляться в далекий путь на сей раз на север — во Фракию. 'Ты должен увести коней у фракийского царя Диомеда и пригнать их в Микены,— сказал Копрей,— таков новый приказ царя'. Возмутился Геракл: 'Я не разбойник, не вор! Бороться со злом — вот моя доля, а Эврисфей заставляет меня самого совершить злое дело!' 'Успокойся, Геракл! Похищением коней ты не запятнаешь свою честь, ибо кони эти — людоеды. Диомед кормит их человеческим мясом, и пресечь это кощунство — богоугодное дело',— сказал Копрей и ушел. Пришлось повиноваться Гераклу. С тяжелым сердцем отправился он в дорогу, решив, что путь до Фракии долгий, и он успеет обдумать, как ему быть. Пришел Геракл сначала в семивратные Фивы, город в котором он родился, посетил старого царя Креонта и прежних своих друзей. Затем двинулся дальше через Фермопилы в Фессалию. Тут его радушно принял Адмет, царь города Феры. Он повелел приготовить Гераклу комнату во дворце и хорошо угостить гостя, но сам почему-то отказался принять участие в трапезе. Не знал Геракл, что в этот день дом Адмета постигло великое горе: безвременно умерла жена Адмета, царица Алкеста. А случилось это так Когда Аполлон убил порожденного Геей чудовищного змея Пифона, Зевс приказал лучезарному богу целый год прослужить смертному и тем искупить скверну пролитой крови. Аполлон явился к царю Адмету и целый год пас его стада. Счастье пришло в дом царя: поля давали обильный урожай, стада умножались. Но дороже всех богатств была молодая царица Алкеста, которую Аполлон помог Адмету добыть себе в жены. Отец Алкесты, правитель Иолка Пелий, объявил, что выдаст дочь лишь за того, кто приедет за невестой на колеснице запряженной львом и медведем. Аполлон укротил диких зверей, — они послушно впряглись в колесницу и отвезли Адмета к отцу Алкесты. Стала Алкеста женой Адмета. Не было во всей Элладе более счастливой супружеской четы, чем Адмет и Алкеста. Когда окончился срок службы Аполлона, бог света, захотел сделать Адмету еще один подарок. По просьбе Аполлона Мойры, богини судьбы, которые держат в руках нить каждой человеческой жизни, согласились отсрочить Адмету его смертный час, если найдется человек, который захочет добровольно уйти из жизни вместо Адмета. И вот пришел тот день, когда демон смерти Танатос пришел за Адметом. Спросили Мойры: 'Кто хочет умереть вместо Адмета?' Но ни друзья, ни верные слуги, ни престарелые родители — никто не захотел расстаться со своей жизнью и умереть за другого. Тогда прекрасная Алкеста сказала: 'Адмет! Я с радостью отойду в царство мертвых вместо тебя. Все равно без тебя мне не жить на этом свете. Живи, Адмет, но никогда не вводи в наш дом другой женщины. А теперь пусть приходит за мной Танатос'. Тотчас же черная тень легла на лицо царицы, и дыхание ее замерло. Обрядили Алкесту в чистые белые одежды, уложили на носилки и отнесли ее тело в царскую гробницу. Долго стояли у тела Алкесты ее супруг, ее дети и близкие родственники, глядя в последний раз на лицо самого родного им человека. Потом закрыли каменные двери царской усыпальницы и ушли. А Геракл в это время в прохладной чистой комнате вкушал в одиночестве изысканные яства. Старый слуга, который подавал ему вино, смотрел на него сурово и печально. 'Что ты глядишь на меня так строго? — спросил Геракл.— Твой хозяин принял меня как друга, ты же смотришь на меня как на врага'. Но старый слуга с укором покачал головой и сказал: 'Нехорошо смеяться и пить, когда в доме горе'. Удивился Геракл: 'Горе? Что же случилось в этом счастливом доме?' И услышал он в ответ, что жена Адмета умерла, и в этот час Танатос должен унести ее тень в обитель Аида. Тогда решился Геракл на небывалое дело: вырвать Алкесту из рук демона смерти. Уже ночь опустилась на землю. Геракл, никем не замеченный, вышел из дворца и тихо пробрался к царской усыпальнице. Там он укрылся за деревом и стал ждать. И вот послышались взмахи черных крыльев Танатоса, прилетевшего к гробнице, чтобы напиться жертвенной крови и унести в подземное царство бледную тень умершей. Приготовился Геракл к битве с самим демоном смерти. Как только опустился Танатос на землю, схватил его Геракл своими могучими руками, и началась между ними беспощадная борьба: душит Геракл Танатоса, душит Танатос Геракла. Веет от крыльев демона холодом смерти, уходят силы Геракла, но и Танатос слабеет, хрипит перехваченным горлом. Сильнее демона смерти оказался сын Зевса. Взмолился Танатос: 'Отпусти меня, смертный! Какой хочешь выкуп проси за мою свободу!' 'Верни жизнь Алкесте', — ответил Геракл. И прохрипел полузадушенный Танатос: 'Согласен.' Одиноко сидел Адмет в своем опустевшем доме. Все его счастье похитил Танатос. Что может быть для него тяжелее, чем утрата любимой жены. 'Лучше бы я умер вместе с ней,— думал Адмет,— наши тени вместе бы переплыли подземные реки, и получил бы Аид две тени вместо одной'. Скорбные думы Адмета прервал внезапно вошедший Геракл. С ним вошла женщина, укрытая с головы до ног плотным покрывалом. 'Полно, Адмет,— сказал Геракл,— утешься, довольно тебе предаваться печали. Посмотри, какую женщину я тебе привел! Я добыл ее для тебя в поединке. Она снова сделает тебя счастливым'. 'Уведи, Геракл, эту женщину из моего дома,— ответил Адмет.— Я обещал Алкесте, что никогда не возьму себе другую жену'. Тогда Геракл снял с женщины покрывало, и Адмет увидел Алкесту. Он бросился к ней, но остановился в испуге: ведь он сам закрывал двери ее гробницы 'Не бойся,— успокоил его Геракл.— Она живая, Танатос отдал ее мне, а я возвращаю ее тебе. Живите и будте счастливы долгие годы!' 'О, великий сын Зевса! — воскликнул Адмет. — Ты вернул мне радость жизни! Чем мне отблагодарить тебя? Останься навсегда почетным гостем в моем доме! Я повелю во всех моих владениях праздновать твою победу!' 'Спасибо за гостеприимство,— ответил Геракл.— Я бы погостил у тебя еще день-другой. Но Ох, уж эти кони Диомеда!' Веселье сменило печаль. В доме Адмета сняли траурные одежды и весело пировали, а Геракл уже шагал дальше, довольный тем, что ему удалось сделать Адмета счастливым. Дойдя до моря, Геракл пересел на корабль и морским путем добрался до берегов Фракии. По пути он узнал о конях Диомеда многое. Когда незнакомый корабль подходил к фракийским берегам, Диомед посылал своих слуг звать приезжих в гости. Он щедро угощал их и хвастался четверкой своих чудо-коней, рассказывал, что никто не может обуздать их, и поэтому они прикованы к стойлам прочными цепями. Конечно гости выражали желание посмотреть необыкновенных коней. Тогда жестокий царь отводил гостей в конюшни и отдавал их своим любимцам на съеденье. Теперь все сомнения Геракла рассеялись: избавить мир от коней-людоедов и кровожадного царя было делом, достойным героя. Пришел Геракл во дворец Диомеда и потребовал у царя отдать ему коней добровольно. Но Диомед выслал против Геракла целое войско. Легко разметал герой это войско, а самого Диомеда отдал на съедение его же коням-людоедам. Потом погрузил коней на корабль и благополучно доставил их царю Эврисфею. Эврисфей приказал отвести коней в Ликейские горы25, и выпустить их в лесу. Там растерзали коней-людоедов дикие звери. Пояс Ипполиты (девятый подвиг) Была у царя Эврисфея юная дочь Адмета. Однажды она пришла к отцу и сказала: 'Говорят, далеко на востоке есть царство, где властвуют женщины. Вооруженные стрелами, скачут они на боевых конях и храбро воюют с врагами. Они называют себя амазонками26, презирают мужчин и гордятся своей непобедимостью. Моя покровительница Гера открыла мне, что вся сила амазонок сокрыта в простом кожаном поясе, который подарил бог войны Арес свой дочери, царице амазонок Ипполите. Пока она носит этот пояс, никто не может победить ее, а вместе с нею и всех амазонок. Я хочу быть непобедимой, как эта женщина, и царствовать, ни с кем не разделяя власти. Я хочу получить пояс Ипполиты!' Так нашлось для Геракла еще одно дело, достойное его силы и мужества. Эврисфей приказал Гераклу отправляться за поясом царицы амазонок. Далек путь до страны амазонок. Чтобы достичь царства Ипполиты, надо было пересечь Серединное море до его восточных берегов, а там, пройдя через два узких пролива, плыть дальше на восток уже по водам другого моря — Понта Эвксинского. Там, где в Эвксинское море вливается горячая река Фермодонт, стоит Фемискира — главный город страны амазонок. Снарядил Геракл корабль, позвал с собой своих верных друзей — Иолая, афинского царевича Тесея и других. В назначенный день корабль Геракла поднял парус и ушел в море. Первая стоянка корабля была на острове Парос, где правили сыновья критского царя Миноса. На этом острове сыновья Миноса убили двух спутников Геракла. Рассердился Геракл на царевичей. Многих жителей Пароса он перебил, других же загнал в город и держал в осаде до тех пор, пока не прислали осажденные послов к Гераклу с просьбой, чтобы он взял двух любых жителей города вместо убитых спутников. Тогда снял осаду Геракл и вместо убитых взял внуков Миноса Алкея и Сфенела. С Пароса Геракл прибыл в Мисию к царю Лику, который принял его с великим гостеприимством. В благодарность Геракл помог Лику победить племя беззаконных бебриков, с которыми Лик давно враждовал. Далее путь корабля пролегал к Трое. Троянским царством правил в ту пору Лаомедонт, один из самых надменных царей, презиравший даже богов. Однажды он задумал укрепить и без того неприступные троянские стены. Чтобы испытать троянского царя, Аполлон и Посейдон за совсем небольшую плату предложили ему свою помощь27. Целый год, как простые каменщики28, трудились боги, укрепляя крепостные стены Трои, но обещанного вознаграждения так и не получили. Надменный царь даже пригрозил обрезать им уши, если они будут требовать платы за свою работу. Тогда разгневанный Аполлон наслал на владения Лаомедонта чуму, а Посейдон — чудовище, которое опустошало, никого не щадя, окрестности Трои. Призвал царь прорицателей, и те возвестили ему: 'Отдай свою любимую дочь Гесиону на съедение чудовищу, и боги укротят свой гнев'. Пришлось Лаомедонту, по требованию народа29, оставить юную Гесиону на берегу, крепко привязав ее к морскому утесу. Здесь и увидел Гесиону Геракл, когда его корабль подошел к троянскому берегу. Снял он путы с юной девы, обреченной на ужасную смерть и отвел ее к отцу. 'Возвращаю тебе, царь, твою любимую дочь. По пути в твой дворец я узнал, что она — искупительная жертва за твою надменность. И не жаль тебе отдавать на съедение чудищу морскому свое любимое чадо? Хотел бы я сразиться с этим чудовищем, и, если сил моих хватит, победить его. А плату за это я прошу небольшую: всего-то четверку хороших коней'. С радостью принял Лаомедонт предложение Геракла, и не простых коней пообещал в награду, а бессмертных, которых он получил от Зевса как выкуп за сынаГанимеда, унесенного Громовержцем на Олимп. Отправился Геракл на морской берег. Стал ждать, когда чудовище выйдет из моря. Целый день ждал. Только к вечеру выползло на сушу чудище. Оно разинуло свою гигантскую пасть и бросилось на Геракла. А Гераклу только это и надо было: он сам прыгнул чудовищу в глотку и острым мечом стал разить изнутри его ненасытную утробу. Издохло чудовище30. Выбрался Геракл из его утробы, смыл с себя морской водой отвратительную густую слизь и отправился за обещанной наградой. 'Мертвое чудовище лежит берегу,— сказал Геракл Лаомедонту.— Пойди, посмотри на него, если хочешь. Где стоит четверка твоих бессмертных коней?' Засмеялся троянский царь: 'Зачем тебе кони, Геракл? У тебя есть корабль. Вот и плыви на нем дальше. Этих коней подарил мне сам Зевс, разве хорошо дарить подаренное?' 31 'Ладно, — сдержав гнев, ответил Геракл, — корабль у меня действительно есть, и скоро я вернусь на нем, чтобы продолжить с тобой разговор о том, что можно называть хорошим, а что плохим'. И снова ушел в море корабль Геракла. Путь его лежал через узкий пролив, отделяющий Европу от Азии, через Геллеспонт в бурный Понт Эвксинский. Эта часть пути Гераклу была хорошо знакома: он проходил здесь вместе с Ясоном на быстроходном 'Арго'. Но тогда гибель любимца, юного Гиласа, заставила Геракла вернуться с полпути назад в Микены. С грустью смотрел Геракл на берег, где исчез его юный друг. А корабль, рассекая зеленые волны, быстро мчался все дальше и дальше на восток. Наконец свежий ветер Эвксинского Понта, неустанно наполнявший парус, принес корабль Геракла к устью реки клубящейся паром. Это и был Фермодонт. Отсюда уже было рукой подать до столицы амазонок Фемискиры. Ворота Фемискиры были заперты, когда Геракл с небольшим отрядом подошел к городу. Охраняла ворота амазонка-стражница в кожаном шлеме, коротком хитоне, с небольшим, похожим на луну на ущербе щитом в руках и топором с двумя полукруглыми лезвиями. 'Зачем пришли вы, чужеземцы в наши края? Что надо вам в царстве женщин-воительниц?' — спросила стражница. 'Не по своей воле пришел я сюда со своими друзьями,— ответил ей Геракл.— Меня прислал царь Микен Эврисфей. Его дочь Адмета хочет владеть поясом вашей царицы. Если отдаст мне ваша царица этот пояс, я сослужу ей любую службу'. 'Царице будет об этом доложено,— сказала стражница,— ждите'. Вскоре из городских ворот выступил отряд всадниц. То была царица Ипполита со своим ближайшим окружением. 'Это кому же понадобился мой пояс? Не тебе ли, бородатый великан? — спросила Ипполита, обращаясь к Гераклу.— Зачем он тебе, он ведь женский, да к тому же маловат для тебя! Впрочем, если он тебе так нужен, ты можешь получить его, но только в бою'. Не сказав больше ни слова, Ипполита развернула коня и направилась в город, за ней последовал и ее вооруженный отряд. Только ближайшая подруга Ипполиты красавица Антиопа чуть замешкалась: она не могла оторвать взгляда от статного спутника Геракла, афинского царевича Тесея. Как неукротимый лесной пожар вспыхнула в сердце Антиопы любовь к Тесею. Она знала, что амазонки непобедимы, пока Ипполита владеет заветным поясом, знала, что бой с пришельцами неизбежен и что Тесей неминуемо погибнет в этом бою. Поздней ночью Антиопа пробралась в лагерь Геракла, тихо вошла в палатку Тесея и положила к его ногам похищенный ею пояс Ипполиты. А ранним утром под стенами Фемискиры разгорелся бой. Как вихрь налетели амазонки на лагерь Геракла. Впереди всех была самая стремительная из амазонок Аэла. С ней-то и сразился Геракл. Отразив ее натиск, он обратил ее в бегство и поразил мечом. Другая амазонка, Протоя, сразила семерых спутников Геракла, но и сама пала от руки сына Зевса. Тогда напали на Геракла сразу три амазонки, три великолепные охотницы, которых сама Артемида брала с собой на охоту — не было равных им в метании копья. Сразу три копья полетели в Геракла, но все не попали в цель. Страх обуял амазонок. Где же твой пояс, Ипполита!' — кричали они. Угрызения совести сжали сердце Антиопы, предавшей своих подруг, но любовь к Тесею победила в ней все другие чувства. С отчаянием в душе бросилась в самую гущу сражения царица Ипполита. Она знала, что ее заветный пояс — в руках врага32. Сразил ее Геракл своей стрелой. Увидев гибель своей царицы, амазонки обратились в бегство. Многие из них были взяты в плен, многие убиты. [ ]| [ ] П.Я.Чаадаев ФИЛОСОФИЧЕСКИЕ ПИСЬМА ПИСЬМО ПЕРВОЕ Adveniat regnum tuurn Да приидет царствие твое Сударыня. Прямодушие и искренность именно те черты, которые я в вас более всего люблю и ценю. Судите же сами, как меня должно было поразить ваше письмо. Эти самые любезные свойства ваши и очаровали меня при нашем знакомстве, они-то и побудили меня заговорить с вами о религии. Все вокруг вас призывало меня к молчанию. Повторяю, посудите каково же было мое удивление при получении вашего письма. Вот все, что я имею вам сказать, сударыня, по поводу выраженных там предположений об оценке мною вашего характера. ![]() Не будем говорить более об этом и прямо перейдем к существенной части вашего письма. И, прежде всего, откуда в вашем уме берется это смятение, до того вас волнующее и утомляющее, что оно, по вашим словам, отражается и на здоровье? Неужели это печальное следствие наших бесед? Вместо успокоения и мира, которое должно было бы внести пробужденное в сердце чувство, оно вызвало тревогу, сомнения, чуть ли не угрызения совести. Впрочем, чему удивляться? Это естественное следствие того печального положения вещей, которому подчинены у нас все сердца и все умы. Вы просто поддались действию сил, которые приводят у нас в движение все, начиная с самых высот общества и кончая рабом, существующим лишь для утехи своего владыки. Да и как могли бы вы этому противиться? Те самые свойства, которыми вы выделяетесь из толпы, должны сделать вас тем более подверженной вредному воздействию воздуха, которым вы дышите. Среди всего окружающего вас, могло ли сообщить устойчивость вашим идеям то немногое, что мне было позволено вам поведать? Мог ли я очистить атмосферу, в которой мы живем? Последствия я должен был предвидеть, да я их и предвидел. Отсюда частые умолчания, мешавшие убеждениям проникнуть вам в душу и вводившие вас, естественно, в заблуждение. И если бы только я не был уверен, что религиозное чувство, пробужденное хотя бы частично в чьем-либо сердце, какие бы оно ни причиняло ему муки, все же лучше полного его усыпления, мне бы пришлось раскаиваться в своем усердии. Тем не менее, я надеюсь, что облака, омрачающие сейчас ваше небо, однажды превратятся в благодатную росу и она оплодотворит семя, брошенное в ваше сердце; и произведенное на вас действие нескольких ничего не стоящих слов служит мне верной порукой более значительных результатов, их непременно вызовет в будущем работа вашего собственного сознания. Смело ввертесь, сударыня, волнениям, вызываемым в вас мыслями о религии: из этого чистого источника могут вытекать только чистые чувства. По отношению к внешним условиям вам пока достаточно знать, что учение, основанное на высшем начале единства и непосредственной передачи истины в непрерывном преемстве ее служителей, только и может быть самым согласным с подлинным духом религии, потому что дух этот заключается всецело в идее слияния всех, сколько их ни есть в мире, нравственных сил – в одну мысль, в одно чувство и в постепенном установлении социальной системы или церкви, которая должна водворить царство истины среди людей. Всякое иное учение, вследствие одного уже отпадения от учения первоначального, далеко отталкивает от себя возвышенное обращение Спасителя: «Молю тебя, Отче, да будут они одно, как мы одно» и не желает водворения царства божьего на земле. Но отсюда совсем еще не следует, что вы обязаны провозглашать во всеуслышание эту истину перед лицом земли: конечно, не таково ваше призвание. То самое начало, из которого эта истина исходит, обязывает вас, напротив, при вашем положении в свете, видеть в ней только внутренний светоч вашей веры – и ничего более. Я почитаю за счастье, что способствовал обращению ваших мыслей к религии, но я почувствовал бы себя очень несчастным, сударыня, если бы вместе с тем вызвал замешательство в вашем сознании, которое, со временем, не могло бы не охладить вашей веры. Щербатов М.М. «О повреждении нравов в России; Чаадаев П.Я. Философические письма и апология сумасшедшего». Москва, 1908. «Для души, — пишет он, — есть диетическое содержание, точно так же, как и для тела; уменье подчинять ее этому содержанию необходимо. Знаю, что повторяю старую. ![]() Я вам, кажется, как-то сказал, что лучшее средство сохранить религиозное чувство – это придерживаться всех обычаев, предписанных церковью. Такое упражнение в покорности важнее, чем обыкновенно думают; и то, что его налагали на себя продуманно и сознательно величайшие умы, является настоящим служением Богу. Ничто так не укрепляет разум в его верованиях, как строгое выполнение всех относящихся к ним обязанностей. Впрочем, большинство обрядов христианской религии, проистекающее из высшего разума, является действенной силой для каждого, способного проникнуться выраженными в них истинами. Есть только одно исключение из этого правила, имеющего безусловный характер, – а именно, когда обретаешь в себе верования более высокого порядка, нежели те, которые исповедуют массы, верования, возносящие душу к тому самому источнику, из коего проистекают все убеждения, причем верования эти нисколько не противоречат народным, а, напротив, их подтверждает; в таком случае, но единственно в этом, позволительно пренебречь внешней обрядностью, чтобы свободнее посвятить себя более важным трудам. Но горе тому, кто принял бы иллюзии своего тщеславия или заблуждения своего разума за необычайное озарение, освобождающее от общего закона. А вы, сударыня, не всего ли лучше облечься в одежды смирения, столь приличные вашему полу? Поверьте, это лучше всего сможет успокоить смущение вашего духа и внести мир в ваше существование. Да даже и с точки зрения светских взглядов, скажите, что может быть естественнее для женщины, развитый ум которой умеет находить прелесть в научных занятиях и серьезных размышлениях, чем сосредоточенная жизнь, посвященная главным образом религиозным помыслам и упражнениям? Вы говорите, что при чтении книг ничто так не действует на ваше воображение, как картины мирных и вдумчивых существований, которые подобно прекрасной сельской местности на закате дня вносят мир в душу и вырывают нас на мгновение из тягостной или бесцветной действительности. Но ведь это вовсе не фантастические картины: только от вас зависит осуществление одного из этих пленительных вымыслов. Вы имеете все необходимое для этого. Как видите, я вовсе не проповедую вам мораль слишком строгую: в ваших же вкусах, в самых приятных грезах вашего воображения я ищу то, что может внести мир в вашу душу. В жизни есть обстоятельства, относящиеся не к физическому, а к духовному бытию; пренебрегать ими не следует; есть режим для души, как есть режим и для тела: надо уметь ему подчиниться. Я знаю, что это старая истина, но у нас она, кажется, имеет всю ценность новизны. Одна из самых прискорбных особенностей нашей своеобразной цивилизации состоит в том, что мы все еще открываем истины, ставшие избитыми в других странах и дате у народов, гораздо более нас отсталых. Дело в том, что мы никогда не шли вместе с другими народами, мы не принадлежим ни к одному из известных семейств человеческого рода, ни к Западу, ни к Востоку, и не имеем традиций ни того, ни другого. Мы стоим как бы вне времени, всемирное воспитание человеческого рода на нас не распространилось. Дивная связь человеческих идей в преемстве поколений и история человеческого духа, приведшие его во всем остальном мире к его современному состоянию, на нас не оказали никакого действия. Впрочем, то, что издавна составляет самую суть общества и жизни, для нас еще только теория и умозрение. И, к примеру сказать, вы, сударыня, столь счастливо одаренная для восприятия всего доброго и истинного на свете, вы, как бы созданная для испытания всех самых сладостных и чистых душевных наслаждений, чего вы, спрашивается, достигли при всех этих преимуществах? Вам все еще приходится разыскивать, чем бы наполнить даже не жизнь, а только текущий день. Впрочем, вы совсем лишены того, что создает необходимые рамки жизни, естественно вмещающие в себя повседневные события, а без них так же невозможно здоровое нравственное существование, как без свежего воздуха невозможно здоровое состояние физическое. Вы понимаете, дело пока еще не идет ни о нравственных принципах, ни о философских положениях, а просто о благоустроенной жизни, об этих привычках, об этих навыках сознания, которые придают уют уму и душе, непринужденность, размеренное движение. Взгляните вокруг. Разве что-нибудь стоит прочно? Можно сказать, что весь мир в движении. Ни у кого нет определенной сферы деятельности, нет хороших привычек, ни для чего нет правил, нет даже и домашнего очага, ничего такого, что привязывает, что пробуждает ваши симпатии, вашу любовь; ничего устойчивого, ничего постоянного; все течет, все исчезает, не оставляя следов ни во-вне, ни в вас. В домах наших мы как будто определены на постой; в семьях мы имеем вид чужестранцев; в городах мы похожи на кочевников, мы хуже кочевников, пасущих стада в наших степях, ибо те более привязаны к своим пустыням, нежели мы к нашим городам. И не подумайте, что это пустяки. Бедные наши души! Не будем прибавлять к остальным нашим бедам еще и ложного представления о самих себе, не будем стремиться жить жизнью чисто духовной, научимся благоразумно жить в данной действительности. Но поговорим сначала еще немного о нашей стране, при этом мы не отклонимся от нашей темы. Без этого предисловия вы не сможете понять, что я хочу Вам сказать. У всех народов есть период бурных волнений, страстного беспокойства, деятельности без обдуманных намерений. Люди в такое время скитаются по свету и дух их блуждает. Это пора великих побуждений, великих свершений, великих страстей у народов. Они тогда неистовствуют без ясного повода, но не без пользы для грядущих поколений. Все общества прошли через такие периоды, когда вырабатываются самые яркие воспоминания, свои чудеса, своя поэзия, свои самые сильные и плодотворные идеи. В этом и состоят необходимые общественные устои. Без этого они не сохранили бы в своей памяти ничего, что можно было бы полюбить, к чему пристраститься, они были бы привязаны лишь к праху земли своей. Эта увлекательная эпоха в истории народов, это их юность; это время, когда всего сильнее развиваются их дарования, и память о нем составляет отраду и поучение их зрелого возраста. Мы, напротив, не имели ничего подобного. Сначала дикое варварство, затем грубое суеверие, далее иноземное владычество, жестокое и унизительное, дух которого национальная власть впоследствии унаследовала, – вот печальная история нашей юности. Поры бьющей через край деятельности, кипучей игры нравственных сил народа – ничего подобного у нас не было. Эпоха нашей социальной жизни, соответствующая этому возрасту, была наполнена тусклым и мрачным существованием без силы, без энергии, одушевляемом только злодеяниями и смягчаемом только рабством. Никаких чарующих воспоминаний, никаких пленительных образов в памяти, никаких действенных наставлений в национальной традиции. Окиньте взором все прожитые века, все занятые нами пространства, и Вы не найдете ни одного приковывающего к себе воспоминания, ни одного почтенного памятника, который бы властно говорил о прошедшем и рисовал его живо и картинно. Мы живем лишь в самом ограниченном настоящем без прошедшего и без будущего, среди плоского застоя. И если мы иногда волнуемся, то не в ожидании или не с пожеланием какого-нибудь общего блага, а в ребяческом легкомыслии младенца, когда он тянется и протягивает руки к погремушке, которую ему показывает кормилица. Настоящее развитие человеческого существа в обществе еще не началось для народа, пока жизнь не стала в нем более упорядоченной, более легкой, более приятной, чем в неопределенности первой поры. Пока общества еще колеблются без убеждений и без правил даже и в повседневных делах и жизнь еще совершенно не упорядочена, как можно ожидать созревания в них зачатков добра? Пока это все еще хаотическое брожение предметов нравственного мира, подобное тем переворотам в истории земли, которые предшествовали современному состоянию нашей планеты в ее теперешнем виде. Мы до сих пор еще в таком положении. Первые наши годы, протекшие в неподвижной дикости, не оставили никакого следа в нашем уме и нет в нас ничего лично нам присущего, на что могла бы опереться наша мысль; выделенные по странной воле судьбы из всеобщего движения человечества, не восприняли мы и традиционных идей человеческого рода. А между тем именно на них основана жизнь народов; именно из этих идей вытекает их будущее и происходит их нравственное развитие. Если мы хотим подобно другим цивилизованным народам иметь свое лицо, необходимо как-то вновь повторить у себя все воспитание человеческого рода. Для этого мы имеем историю народов и перед нами итоги движения веков. Без сомнения, эта задача трудна и одному человеку, пожалуй, не исчерпать столь обширного предмета; однако, прежде всего надо понять в чем дело, в чем заключается это воспитание человеческого рода и каково занимаемое нами в общем строе место. Народы живут только сильными впечатлениями, сохранившимися в их умах от прошедших времен, и общением с другими народами. Этим путем каждая отдельная личность ощущает свою связь со всем человечеством. В чем заключается жизнь человека, говорит Цицерон, если память о протекших временах не связывает настоящего с прошлым? Мы же, явившись на свет как незаконнорожденные дети, без наследства, без связи с людьми, предшественниками нашими на земле, не храним в сердцах ничего из поучений, оставленных еще до нашего появления. Необходимо, чтобы каждый из нас сам пытался связать порванную нить родства. То, что у других народов является просто привычкой, инстинктом, то нам приходится вбивать в свои головы ударом молота. Наши воспоминания не идут далее вчерашнего дня; мы как бы чужие для себя самих. Мы так удивительно шествуем во времени, что, по мере движения вперед, пережитое пропадает для нас безвозвратно. Это естественное последствие культуры, всецело заимствованной и подражательной. У нас совсем нет внутреннего развития, естественного прогресса; прежние идеи выметаются новыми, потому, что последние не происходят из первых, а появляются у нас неизвестно откуда. Мы воспринимаем только совершенно готовые идеи, поэтому те неизгладимые следы, которые отлагаются в умах последовательным развитием мысли и создают умственную силу, не бороздят наших сознаний. Мы растем, но не созреваем, мы подвигаемся вперед по кривой, т.е. По линии, не приводящей к цели. Мы подобны тем детям, которых не заставили самих рассуждать, так что, когда они вырастают, своего в них нет ничего; все их знание поверхностно, вся их душа вне их. Таковы же и мы. Народы – существа нравственные, точно так, как и отдельные личности. Их воспитывают вена, как людей воспитывают годы. Про нас можно сказать, что мы составляем как бы исключение среди народов. Мы принадлежим к тем из них, которые как бы не входят составной частью в род человеческий, а существуют лишь для того, чтобы преподать великий урок миру. Конечно, не пройдет без следа и то наставление, которое нам суждено дать, но кто знает день, когда мы вновь обретем себя среди человечества и сколько бед испытаем мы до свершения наших судеб? Народы Европы имеют общее лицо, семейное сходство. Несмотря на их разделение на ветви латинскую и тевтонскую, на южан и северян, существует общая связь, соединяющая их всех в одно целое, явная для всякого, кто углубится в их общую историю. Вы знаете, что еще сравнительно недавно вся Европа носила название Христианского мира и слово это значилось в публичном праве. Помимо общего всем характера, каждый из народов этих имеет свой особый характер, но все это только история и традиция. Они составляют идейное наследие этих народов. А каждый отдельный человек обладает своей долей общего наследства, без труда, без напряжения подбирает в жизни рассеянные в обществе знания и пользуется ими. Проведите параллель с тем, что делается у нас, и судите сами, какие элементарные идеи мы можем почерпнуть в повседневном обиходе, чтобы ими так или иначе воспользоваться для руководства в жизни? И заметьте, что речь идет здесь не об учености, не о чтении, не о чем-то литературном или научном, а просто о соприкосновении сознаний, о мыслях, которые охватывают ребенка в колыбели, окружают его среди игр, которые нашептывает, лаская, его мать, о тех, которые в форме различных чувств проникают до мозга его костей вместе с воздухом, которым он дышит, и которые образуют его нравственную природу ранее выхода в свет и появления в обществе. Хотите знать, что это за мысли? Это мысли о долге, справедливости, праве, порядке. Они происходят от тех самых событий, которые создали там общество, они образуют составные элементы социального мира тех стран. Вот она, атмосфера Запада, это нечто большее, чем история или психология, это физиология европейского человека. А что вы видите у нас? Не знаю, можно ли вывести из сказанного сейчас что-либо вполне бесспорное и построить на этом непреложное положение; но очевидно, что на душу каждой отдельной личности из народа должно сильно влиять столь странное положение, когда парод этот не в силах сосредоточить своей мысли на каком ряде идей, которые постепенно развертывались в обществе и понемногу вытекали одна из другой, когда все его участие и общем движении человеческого разума сводится к слепому, поверхностному, очень часто бестолковому подражанию другим народам. Вот почему, как Вы можете заметить, всем нам не хватает какой-то устойчивости, какой-то последовательности в уме, какой-то логики. Силлогизм Запада нам незнаком. В лучших головах наших есть нечто, еще худшее, чем легковесность. Лучшие идеи, лишенные связи и последовательности, как бесплодные заблуждения парализуются в нашем мозгу. В природе человека теряться, когда он не находит способа связаться с тем, что было до него и что будет после него; он тогда утрачивает всякую твердость, всякую уверенность; не руководимый ощущением непрерывной длительности, он чувствует себя заблудившимся в мире. Такие растерянные существа встречаются во всех странах; у нас это общее свойство. “ФИЛОСОФИЧЕСКИЕ ПИСЬМА” -главное произведение П. Чаадаева, написанное на французском языке (Chaadaev P. Les lettres philosopiques, adressées à une Dame). Первое издание на языке оригинала напечатано Р. Мак-Налли в Берлине в 1966, в России — Л. Каменской и 3. Каменским в издании: П. И избранные письма, т. Первое издание на русском языке (в переводе Д. Шаховского) под названием “Философические письма” в издании: П. М., 1989, последнее — в указанном издании Полн. Столь поздняя публикация сочинения, написанного в 1829—31, объясняется запутанной драматической историей его издания. Состоящее из 8 писем, полностью не публиковалось вплоть до советских времен. В 1836 в журнале “Телескоп” было напечатано в переводе на русский первое письмо. Публикация вызвала бурю негодования в официальных кругах, Чаадаеву было пожизненно запрещено печататься, полный сочинения был изъят III Отделением. Поклонники автора на основании копий, разошедшихся в 1831—36, напечатали на языке оригинала письма 1,6 и 8 в издании “Oeuvres choisies, publiées pour la première fois parle Père Gagarin”. P.—Lpz., 1862. Эти три письма многократно переиздавались на языке оригинала и в переводах. Остальные письма оставались в архивах, пока в 1930-х гг. Не были обнаружены родственником Чаадаева по материнской линии, исследователем его литературного наследства Д. В 1935 он опубликовал в “Литературном наследстве” (№ 22—24) пять дотоле неиздававшихся писем, и с тех пор трактат стал известен в полном виде. “Философические письма” — религиозно-философский трактат, охватывающий вопросы онтологии, гносеологии, философии истории. Он включает также взгляды на историю, и будущее России. В области онтологии взгляды Чаадаева основаны на двух принципах — объективности и единства, конкретизующихся в концепции двух миров — физического и духовного. Представления Чаадаева о мире физическом основаны на ньютонианской картине мира в ее атомистической версии. Аналогичен и духовный, представляющий совокупность духовных элементов — идей. И объективности, и принцип единства получают в трактате теистическое истолкование. Гносеология Чаадаева, связанная с онтологической концепцией, базируется на принципе объективной обусловленности познавательной деятельности. Сам познания осуществляется естественными способностями человека — опытностью, рассуждением и интуицией. С помощью этих средств способен постигать окружающий его мир и воздействовать на него. Объективная обусловленность познания трактуется как вмешательство высшей силы в познания, доставляющее ему высшую. Философия истории Чаадаева представляет собой новаторское построение, требующее создания новой философии истории и на ее основе — новой исторической науки. Здесь также проходит основная философии Чаадаева — мысль о единстве человеческой истории, об объективной, которой она подчинена. Всеобщая объективная закономерность осуществляется через закономерность национального развития. Каждая имеет свою и играет свою роль в истории, в прошлом, настоящем и будущем. Эти идеи завершаются некоей социальной утопией, по которой все нации, осознав свои цели и реализовав их, образуют гармоничное, совершенное человеческое. Все эти закономерности определены высшей силой, т. Получают теистическое завершение. Но центр интереса Чаадаева лежал не в общефилософских построениях, а во взглядах на прошлое, настоящее и будущее России. Взгляды эти основаны на идее аномальности ее исторического бытия. История России не подчинена закономерности единства — она откололась от европейского мира; она не имеет, как все просвещенные народы, цели, которые реализовывала бы, составляя звено в содружестве наций; она не имеет, как все европейские народы, традиций и т. История России создала страну нецивилизованную, в которой царят дикие, вплоть до крепостного права, отмененного во всех европейских государствах. Изложенные гл. В 1-м письме (известном современникам и оказавшем на них воздействие), размышления Чаадаева о России положили начало разделению русской на западничество. Чаадаев выдвинул темы и концепции для бесконечных дискуссий, продолжающихся до наших дней. Смотреть что такое '“ФИЛОСОФИЧЕСКИЕ ПИСЬМА”' в других словарях: • — – главное произведение П.Я.Чаадаева, написанное на французском языке (Chaadaev P. Les lettres philosopiques, adressées à une Dame). Первое издание на языке оригинала напечатано Р.Мак Налли в Берлине в 1966, в России – Л.З.Каменской и Философская энциклопедия • — философское произведение Петра Чаадаева, опубликованное в журнале «Телескоп» в 1836 году. Всего было восемь философических писем. Содержание 1 Содержание 1.1 Первое письмо Википедия • — Пётр Яковлевич Чаадаев Пётр Яковлевич Чаадаев Дата рождения Википедия • — Пётр Яковлевич [27.5(7.6). 1794, Москва, 14(26).4.1856, там же], рус. Мыслитель и публицист. В 1819 был принят в «Союз благоденствия», в 1821 в Сев. Общество декабристов, но деятельным членом тайных обществ не был и Философская энциклопедия • — род. 27 мая 1794 г., внук Петра Вас. И сын Якова Петровича, в раннем возрасте лишился отца и матери и остался на руках своей тетки, дочери известного историка князя М. Вместе с другими детьми кн. Щербатова Чаадаев получил Большая биографическая энциклопедия • — [греч. Ψυχή], вместе с телом образует состав человека (см. Статьи Дихотомизм, Антропология), будучи при этом самостоятельным началом; Д. Человека заключает образ Божий (по мнению одних отцов Церкви; по мнению других образ Божий заключен во всем Православная энциклопедия • — Чаадаев, Пётр Яковлевич Пётр Яковлевич Чаадаев Пётр Яковлевич Чаадаев Дата рождения: 27 мая (7 июня) 1794(17940 Википедия • — (1794 1856) философ и публицист. В 1808 1811 учился в Московском ун те. После его окончания на военной службе в гвардейских частях, участвовал в Отечественной войне 1812. В 1821 вышел в отставку и вступил в тайную организацию Северное общество Философская энциклопедия • — (17941856) представитель западничества в русской философии. Был сыном богатого помещика. Учился в Московском университете, принимал активное участие в войне против Наполеона. По своим политическим взглядам близок к декабристам, но во время Великие философы: учебный словарь-справочник • — (от греч. Epistolé послание, письмо) переписка, изначально задуманная или позднее осмысленная как художественная или публицистическая проза, предполагающая широкий круг читателей. Такая переписка легко теряет двусторонний характер, Большая советская энциклопедия. Книги •, Петр Яковлевич Чаадаев. Эта книга будет изготовлена в соответствии с Вашим заказом по технологии Print-on-Demand. Чаадаев (1794—1856), выдающийся русский мыслитель и публицист, при жизни опубликовал только •, Петр Яковлевич Чаадаев. Чаадаев (1794 1856), выдающийся русский мыслитель и публицист, при жизни опубликовал только одно свое произведение первое письмо Философических писем, после чегобыл объявлен сумасшедшим •, Чаадаев П. Появление «Философических писем» в открытой печати произвело впечатление выстрела в «темную ночь» и было в сущности первым гласным общественным протестом такогомасштаба после подавления. Краткое содержание. Название своего учебного заведения — Школы социально. Дополнительные сочинения• • • • • • • Республика ШКИД Л. Пантелеев Республика ШКИД Шкид или Шкида — так «детективные» воспитанники сократили название своего учебного заведения — Школы социально-трудового воспитания имени Достоевского. Шкида возникла в 1920 г. ![]() В Петрограде. Ее основателями были Виктор Николаевич Сорокин-Викниксор и его жена Элла Андреевна Люмберг, преподаватель немецкого языка, известная в дальнейшем как Эланлюм. Воспитанниками были беспризорники, попадавшие в школу из тюрем или распределительных пунктов. Так, один из первых шкидцев Колька Громоносцев по прозвищу Цыган пришел из Александро-Невской лавры, где содержались самые отпетые малолетние воры и преступники. Он сразу же стал лидером маленького коллектива, с усмешкой воспринимавшего нововведения завшколой: Викниксор мечтает превратить Шкиду в маленькую республику со своим гимном и гербом — тянущимся к свету подсолнухом. Вскоре в школу приходит Гришка Черных, умный и начитанный мальчик, забросивший ради книг учебу и в конце концов угодивший в детскую трудовую колонию, а оттуда в Шкиду, где Цыган перекрестил его в Янкеля. Через неделю пребывания в Шкиде Гришка демонстрирует свои недюжинные способности, вместе с Цыганом стащив у эконома табак, но для первого раза Викниксор прощает провинившихся. Постепенно приходят новые воспитанники, среди них одноглазый Мамочка и Японец — знаток немецкого языка, умный и развитой бузила. Вскоре он приобретает неоспоримый авторитет, написав вместе с Янкелем и Викниксором шкидский гимн. Викниксор распределяет всех учеников по четырем классам — отделениям, однако штат учителей — по-шкидски халдеев — долгое время не удается сформировать: одни претенденты не могут справиться с буйными учениками, другие, не имея педагогического опыта, пытаются хоть как-то пристроиться в голодном Петрограде. Борясь за одного такого «педагога», Янкель, Япошка, Цыган и Воробей поднимают народные массы на борьбу с халдеями, а вскоре приходят два учителя, которых Шкида полюбит, — Алникпоп и Косталмед. Встревоженный беспорядками, Викниксор решает ввести самоуправление: избираются дежурные и старосты по классам, по кухне и по гардеробу сроком от двух недель до месяца. Старостой по кухне избирается Янкель; для неисправимых вводится изолятор. Вскоре после этих нововведений приходит Слаенов — «великий ростовщик» Шкиды: он начинает спекулировать хлебом, подкармливая старших, создает себе мощную охрану, и вскоре вся школа, за исключением Янкеля, попадает к нему в зависимость. Ежедневно получая чуть ли не весь хлебный паек, Слаенов заводит рабов, выполняющих все его прихоти. Тем временем зреет недовольство — на кухне у Янкеля Мамочка и Гога обсуждают план борьбы. ![]() ![]() Однако Слаенов упреждает их, — разгром оппозиции начинается с Янкеля, которого Слаенову удается обыграть в очко на двухтысячный запас хлеба. Мамочка и Янкель начинают манипулировать с весами и потихоньку, обвешивая Слаенова, возвращать ему долг, однако Викниксор заменяет Янкеля, проработавшего на кухне полтора месяца, Савушкой, который под давлением Слаенова вынужден делать приписки в журнале выдачи хлеба. Узнав об этом, Викниксор сажает Савушку в изолятор, однако поднявшаяся волна «народного гнева» сметает Слаенова, и он бежит из Шкиды. Рабство отменяется, а долги ликвидируются. Весной шефствующее над Шкидой губоно организует поездку на дачу. Четвертое отделение вместе со своим педагогом графом Косецким ворует на кухне картошку, и это несколько умаляет в глазах ребят его достоинства как воспитателя. Разозлившийся Косецкий начинает применять по отношению к воспитанникам репрессивные меры, что приводит к травле педагога: его осыпают желудями, крадут во время купания белье, посвящают педагогу специальный выпуск стенгазеты «Бузовик» и, в конце концов, доводят халдея до истерики. Эланлюм ничего не говорит Викниксору, но тому в руки попадает «Бузовик», и, вызвав к себе редакторов — Янкеля и Япошку, заведующий предлагает им заняться выпуском школьной газеты «Зеркало». Янкель, Японец, Цыган и другие с удовольствием берутся за дело. Вскоре начинаются перебои с доставкой продовольствия, и голодающая Шкида раз за разом совершает набеги на местные огороды, выкапывая там картошку. Разгневанный Викниксор обещает попавшихся на воровстве перевести в лавру, и вскоре эта участь едва не постигает представителей печати — Янкеля и Япошку, однако ручательство всей школы спасает их от заслуженной кары. Тем не менее по возвращении в город заведующий объявляет о создании школьной «Летописи» для фиксации всех прегрешений воспитанников, начиная с попытки Янкеля стащить краски. Вводятся разряды поведения с первого по пятый, рассчитанный на воров и хулиганов. Осенью четвертое отделение устраивает банкет по случаю выхода двадцать пятого номера «Зеркала». Перед уходом из класса Янкель осматривает чугунку и не придает значения выпавшему из печки крохотному угольку, а ночью начинается страшный пожар, уничтожающий два классных кабинета и сжигающий подшивку «Зеркала». Вскоре после пожара в Шкиду приходит Ленька Пантелеев, встреченный поначалу в штыки, но затем ставший полноправным членом дружной шкидской семьи. Тем временем в Шкиде начинается газетная лихорадка, охватившая Янкеля и Цыгана, Япошку и Мамочку, Купца и Воробья и многих других, включая учеников младших отделений. Через три месяца ажиотаж спадает и из шестидесяти изданий остаются только четыре. Однако скучать халдеям не приходится: в Шкиде создается новое государство Улигания со столицей Улиган-штадтом; главная улица столицы носит гордое имя Клептоманьевский проспект, на нем находятся резиденции диктатора — Купца и наркомов: наркомвоенмор и книгоиздатель Янкель, наркомпочтель Пыльников и наркомбуз Япошка. Младшие отделения объявляются колониями, создается гимн, герб и конституция, где халдеи объявляются врагами Империи. В конце концов одна из колоний переходит на сторону халдеев, арестовывает диктатора и производит переворот, провозглашая в Улигании Советскую власть. И вскоре шкидцы начинают приставать к Викниксору с вопросами, почему у них нет комсомола. 1 января в Шкиде проходит учет — проверка знаний, на которую приезжает заведующая губоно Лилина. А по весне Улиганию охватывает любовная лихорадка, на смену которой приходит увлечение футболом. Томясь от безделья, Саша Пыльников и Пантелеев выбивают камнями окна прачечной, и Викниксор изгоняет их из Шкиды, дав, впрочем, возможность вернуться, если они вставят стекла. Лишившись своего преподавателя политграмоты, ребята начинают заниматься самообразованием: по ночам Янкель, Японец и Пантелеев собираются на конспиративные заседания своего кружка. Викниксор предлагает им легализоваться. Так возникает Юнком и одноименный печатный орган, в редколлегию которого входит вышеназванная троица. Поначалу в Шкиде формируется негативное отношение к кружку, и тогда Саша предлагает устроить юнкомскую читальню. Вскоре Викниксор уезжает в Москву по делам и начинается буза, которой не в силах противостоять ни Юнком, ни Эланлюм. Тон задают Цыган и Гужбан, которые вовсю воруют, а на вырученные деньги устраивают попойки, на одной из которых присутствуют несознательные юнкомцы Янкель и Пантелеев. Вернувшийся Викниксор, пытаясь спасти положение, прибегает к остракизму, в результате чего Цыгана, Гужбана и еще нескольких человек переводят в сельскохозяйственный техникум. Вскоре после проводов происходит раскол в Цека: Янкель и Пантелеев, поглощенные мечтой стать артистами, начисто забрасывают свои юнкомские обязанности, что вызывает недовольство Япошки. Конфликт разгорается из-за вопроса о принятии в организацию новых членов и запрета курить в помещении Юнкома. Разъяренные Янкель и Пантелеев, с недавних пор ставшие сламщиками (что на шкидском наречии означает «верные и преданные друзья»), идут на раскол и начинают выпуск своей собственной газеты. Это вызывает ответные меры со стороны Япончика: на экстренном пленуме Янкеля и Пантелеева исключают из Юнкома, однако дела с газетой идут у штрейкбрехеров хорошо, а в довершение разгрома они забирают из читальни свои книги, и Юнком спасает только то, что вскоре сламщики охладевают к борьбе с Япошкой и возвращаются к мыслям о кинематографической карьере, а в конце концов Янкеля и Пантелеева заново принимают в Юнком. Вскоре оба покидают Шкиду; вслед за ними уходят Воробей, Купец, Саша Пыльников и Японец. Тем временем в Шкиду приходит письмо от Цыгана. Он пишет, что счастлив и полюбил сельскую жизнь, нашел, наконец, свое призвание. Через три года после ухода из Шкиды, в 1926-м, Янкель и Пантелеев, ставшие журналистами, случайно встречают Японца, кончающего Институт сценических искусств. От него сламщики узнают, что некогда ненавидевший халдеев Саша Пыльников учится в Педагогическом институте. Купца и Воробья Янкель с Пантелеевым встречают на улице; Купец, после Шкиды поступивший в военный вуз, стал красным офицером, Воробей вместе с Мамочкой работает в типографии. Все они стали комсомольцами и активистами, поскольку, как замечает приехавший из совхоза по делам агроном Цыган, — «Шкида хоть кого изменит». Respublikashkid История народа и законы развития языка. Вопросы метода в языкознании. Как написать школьное сочинение. Книжные предисловия - сборник сочинений и по литературе. • Все произведения • • • • • Рейтинг сочинений • Вещество сингулярно ускоряет взрыв вне зависимости от предсказаний самосогласованной теоретической модели явления. Атом масштабирует. • Софи Жермен (Marie-Sophie Germain) (1 апреля 1776 — 27 июня 1831) — французский математик, философ и механик. Самостоятельно училась в библиотеке отца-ювелира. • 1. Сказки Салтыкова-Щедрина отличает: А) пафос; Б) иносказание; В) лиричность. Иносказание — это: А) фраза, произнесённая на иностранном. • 'Новый год' Новый Год стучится в дверь! Открывай ему скорей. Краснощёкий карапуз – Твой теперь надёжный друг. Верно будете дружить. • Вариант I 1. Выберите верное утверждение. Только твердые тела, состоят из молекул. Только жидкости состоят из молекул. Небольшое село Котловка лежит на скате голого холма, рассечённого глубоким оврагом, который вьётся по самой середине улицы. В нескольких шагах от начала оврага стоит небольшая четырёхугольная избушка, крытая соломой. Это — кабак «Притынный». Посещается он гораздо охотней, чем остальные заведения, и причиной этому — целовальник Николай Иваныч. Этот необычайно толстый, поседевший мужчина с заплывшим лицом и хитро-добродушными глазками уже более 20-ти лет проживает в Котловке. Не отличаясь ни особой любезностью, ни говорливостью, он обладает даром привлекать гостей и знает толк во всём, что интересно русскому человеку. Ему известно обо всём, что происходит в округе, но он никогда не пробалтывается. У соседей Николай Иваныч пользуется уважением и влиянием. Он женат, и дети у него есть. Жена его — бойкая, востроносая и быстроглазая мещанка, Николай Иваныч во всём на неё полагается, а пьяницы-крикуны её боятся. Дети Николая Иваныча пошли в родителей — умные и здоровые ребята. Был жаркий июльский день, когда я, мучимый жаждой, подошёл к Притынному кабачку. Вдруг на пороге кабачка показался седой мужчина высокого роста и начал кого-то подзывать, махая руками. Ему отозвался низенький, толстый и хромой человек с лукавым выражением лица по прозвищу Моргач. Из разговора между Моргачом и его приятелем Обалдуем я понял, что в кабачке затевается соревнование певцов. Лучший в околотке певец Яшка Турок покажет своё мастерство. В кабачке уже собралось довольно много народу, в том числе и Яшка, худой и стройный человек лет 23-х с большими серыми глазами и светло-русыми кудрями. Возле него стоял широкоплечий мужчина лет 40-ка с чёрными блестящими волосами и со свирепо-задумчивым выражением на татарском лице. Звали его Диким Барином. Напротив него сидел соперник Яшки — рядчик из Жиздры, плотный, невысокий мужчина лет 30-ти, рябой и курчавый, с тупым носом, карими глазками и жидкой бородкой. Распоряжался действом Дикий Барин. Прежде, чем описывать соревнование, хочу сказать несколько слов о собравшихся в кабачке. Евграф Иванов, или Обалдуй, был загулявший холостяк. Он не умел ни петь, ни плясать, но ни одна попойка не обходилась без него — его присутствие переносили как неизбежное зло. Прошлое Моргача было неясным, знали только, что он был кучером у барыни, попал в приказчики, был отпущен на волю и разбогател. Это опытный человек себе на уме, не добрый и не злой. Всё его семейство состоит из сына, который пошёл в отца. Яков, происходивший от пленной турчанки, был художником в душе, а по званию — черпальщик на бумажной фабрике. Никто не знал, откуда появился Дикий Барин (Перевлесов) и чем он живёт. Этот угрюмый человек жил, ни в ком не нуждаясь, и пользовался огромным влиянием. Он не пил вина, не знался с женщинами и страстно любил пение. Первым запел рядчик. Пел он плясовую с бесконечными украшениями и переходами, чем вызвал улыбку Дикого Барина и бурное одобрение остальных слушателей. Яков начал с волнением. В его голосе была глубокая страсть, и молодость, и сила, и сладость, и увлекательно-беспечная, грустная скорбь. Русская душа звучала в нём и хватала за сердце. У всех на глазах выступили слёзы. Рядчик сам признал поражение. Я вышел из кабачка, чтобы не испортить впечатление, добрался до сеновала и заснул мёртвым сном. Вечером, когда я проснулся, в кабачке уже вовсю праздновали победу Яшки. Я отвернулся и стал спускаться с холма, на котором лежит Котловка. На краю села Котловка, расположившегося на склоне холма, находится кабак 'Притынный' - небольшая избушка, крытая соломой. Это излюбленное сельчанами место, где ведает целовальник Николай Иванович, толстый человек с заплывшим лицом, более двадцати лет проживавший в Котловке. Он умеет привлекать гостей и может вести беседу на любую тему, волнующую русского человека, и он умеет крепко держать язык за зубами. Его уважают соседи. Его жена - крепкая и бойкая женщина, способная утихомирить разнузданных пьяниц. У них растут двое детей. На пороге кабачка Оболдуй, седой мужичок, размахивая руками, кого-то подзывал. К нему подошел Моргач - маленький, толстый и хромой человек с лукавством на лице. Из его разговора с Оболдуем стало ясно, что в кабачке состоится состязание певцов - Яшка Турок покажет свое мастерство в пении. В кабаке много народу. Там и Яшка Турок - стройный парень с русыми кудрями и с большими серыми глазами, двадцати трех лет от роду. Рядом стоял Дикий Барин, 40-летний человек со свирепым татарским лицом. Напротив - соперник Яшки, рядчик из Жиздры, невысокий и плотный 30-летний мужчина, с тупым носом и жидкой бородкой. Руководил смотром Дикий Барин. В кабаке собрались разные люди. Там был и спивающийся холостяк Оболдуй, без которого не проходила ни одна пьянка, бывший кучер барыни Моргач, получивший вольную и разбогатевший. Яков - сын плененной турчанки, работник бумажной фабрики. А о непьющем Диком Барине, любителе песен, никто ничего не знал, хотя он пользовался большим влиянием. Начал состязание рядчик с исполнения веселой плясовой песни, с оттенками переливов и переходов в залихватском пении, которую с улыбкой одобрили слушатели. Затем настал черед Яшки, который с волнением начал петь свою душевную песню. Послышался молодой и сильный голос, пронизанный глубокой грустной скорбью, вызвавшей невольные слезы на глазах задумавшихся слушателей. Рядчик признал свое поражение. До позднего времени люди гуляли в кабаке 'Притынном', отмечая победу Яшки Турка. Повесть «Белые ночи» написана осенью 1848 года и вскоре была опубликована в журнале «Отечественные записки». Кроме названия, писатель дал своему произведению два подзаголовка. Словосочетание «белые ночи» указывает место действия – Петербург, а также символизирует некую фантастичность, нереальность происходящих событий. ![]() Первый подзаголовок «Сентиментальный роман» определяет как традиционный жанр произведения, так и его сюжет. Второй подзаголовок «Из воспоминаний мечтателя» сообщает читателям, что изложение событий пойдет от первого лица. Но можно ли в этом вопросе стопроцентно доверять мечтателю? В качестве эпиграфа автор употребил цитату из стихотворения «Цветок»: Иль был он создан для того, Чтобы побыть хотя мгновенье. В соседстве сердца твоего? Здесь есть одна неточность: в оригинале звучит утверждение, а не вопрос. Намеренно ли ошибся Достоевский? ![]() Без сомнения. В новой интерпретации эпиграф перекликается с финалом повести и задает тон сюжетной линии, заставляя читателя задуматься о судьбе главного героя. Героем повести является Мечтатель(его имени мы называть не будем) Он 8 лет живет. Такая многоплановость характерна для всего творчества Достоевского. Выбрав повествование от первого лица, писатель придал произведению черты исповеди, размышлений автобиографического характера. Не зря ведь некоторые литературоведы в образе главного героя узнают молодого Достоевского. Другие считают, что прототип мечтателя — поэт А. Плещеев, с которым Федора Михайловича связывала крепкая дружба. Характерно, что главный герой повести не имеет имени. Такой прием усиливает его ассоциацию с автором или близким другом писателя. ![]() Образ мечтателя всю жизнь волновал Достоевского. Федор Михайлович планировал даже написать роман с таким названием. Главный герой – образованный и полный сил молодой человек, но называет себя робким и одиноким мечтателем. Он погружен в романтические грезы, которыми постоянно подменяет действительность. Мечтателю не интересны повседневные дела и заботы, он выполняет их по необходимости, между прочим и ощущает себя чужим в окружающем мире. В произведении нет подробных упоминаний о герое: где он служит, каким родом деятельности занят. Это еще больше обезличивает главного персонажа. Живет без друзей, никогда не встречался с девушками. Такие нюансы делают героя объектом насмешек и неприязни окружающих. Сам мечтатель сравнивает себя с помятым грязным котенком, который с обидой и враждой смотрит на все вокруг. Достоевский считает, что призрачная жизнь грешна, она уводит из мира реальности: «человек делается не человеком, а каким-то странным существом среднего рода». В то же время мечтания имеют творческую ценность: «он сам художник своей жизни и творит ее себе каждый час по своему произволу». Мечтатель – своеобразный тип «лишнего человека». Но его критика обращена исключительно внутрь себя, он не презирает общество как. Герой испытывает искреннюю симпатию к незнакомым людям и даже домам. Мечтатель-альтруист готов прийти на помощь, служить другому человеку. Склонность к мечтам о чем-то ярком и необычном была присуща многим современникам молодого Достоевского. В обществе еще явно витали отчаяние и разочарование, вызванные поражением декабристов, а подъем освободительного движения 60-х годов пока не созрел. Сам Достоевский смог отказаться от пустых мечтаний в пользу идеалов демократии. Но герой «Белых ночей» так и не вырвался из сладкого плена грез, хоть и осознал пагубность своего мироощущения. Герою-мечтателю противопоставлена активная девушка Настенька. Автор создал образ утонченной и романтичной красавицы, «родственной души» героя, но в то же время ребячливой и немного наивной. Уважение вызывает искренность чувств Настеньки, желание бороться за свое счастье. Она способна бежать с возлюбленным, использовать в своих целях случайного знакомого. В то же время девушка и сама постоянно нуждается в поддержке. Композиционное построение повести «Белые ночи» достаточно традиционно. Текст состоит из пяти глав, четыре из которых названы «ночами», а последняя – «Утро». Белые романтические ночи сильно изменили мировоззрение главного героя. Встреча с Настенькой и любовь к ней спасли его от бесплодных мечтаний, наполнили жизнь реальными чувствами. Любовь мечтателя к девушке чиста и бескорыстна. Он готов пожертвовать для Настеньки всем и помочь устроить ее счастье, даже не задумываясь о том, что при этом сам теряет возлюбленную. Последняя глава «Утро» – своеобразный эпилог, полный драматизма и надежды. Лучшие моменты в жизни героя заканчиваются с наступлением дождливого серого утра. Исчезает волшебство прекрасных белых ночей, герой снова одинок. Но в его сердце нет обиды и разочарования. Мечтатель прощает Настеньку и даже благословляет ее. Отдельно следует отметить образ Петербурга. Город занимает в произведении так много места, что по праву может считаться действующим лицом. При этом автор не описывает конкретных улиц и переулков, но мастерски воссоздает удивительную ауру Северной Пальмиры. «Белые ночи» — красивая утопия, мечта о том, какими могут быть люди, если они честны и бескорыстны в своих чувствах. Это произведение Достоевского одно из самых поэтичных в его творческом наследии. Фантастичность белых ночей создает волшебную романтическую атмосферу повести. Литературные критики считают «Белые ночи» Достоевского одним из лучших произведений «сентиментального натурализма». Трогательная история мечтателя и Настеньки не утратила значения до сих пор. Она живет на театральных подмостках и в многочисленных экранизациях, в том числе зарубежных режиссеров. Последняя телеверсия, где действие перенесено в наше время, создана в 2009 году. A3f390d88e4c41f2747bfa2f1b5f87db Действие повести происходит в 1840-х годах в Петербурге. Главный герой – Мечтатель. Ему 26 лет, и он уже 8 лет живет в этом городе в доходном доме в самой дешевой грязной комнате, стены которой покрыты копотью, а по углам висит паутина. Мечтатель – мелкий чиновник и после работы он очень любит гулять по улицам города, любуясь его домами, среди которых у него уже есть «друзья». А вот среди людей хороших друзей у Мечтателя нет. Однажды, возвращаясь домой после прогулки, он слышит женские рыдания и видит на берегу канала хрупкую фигурку девушки. Он решает узнать у нее, что произошло, но она пугается и убегает. Но встрече и знакомству все же суждено было состояться – к девушке пристает пьяный похожий и Мечтатель, набросившись на него с палкой, побуждает его к бегству. Он рассказывает девушке о том, что никогда до этого не общался с женщинами, и поэтому робеет. Но и девушке нужен кто-то, кто может выслушать ее и понять. Поэтому молодые люди договариваются о встрече на этом же месте на следующий день. Следующий вечер Настенька и Мечтатель провели, рассказывая друг другу свои истории. Мечтатель долго говорил ей о том, о какой жизни он грезит – о жизни, полной приключений и волшебства, о той жизни, о которой он читал в книгах. Он рассказал ей, каким одиноким он чувствует себя, когда возвращается из своих грез в реальную жизнь. И Настенька, выслушав его, говорит о том, что теперь у него есть она, а значит, он уже не одинок. Сама Настенька сирота, живет со старой бабушкой в небольшом доме. Бабушка слепа, и Настенька вынуждена проводить все время около нее. Год назад у них в доме комнату снимал молодой человек, который очень понравился Настеньке. Он тоже полюбил девушку и готов был на ней жениться, но у него не было денег. Поэтому он уехал ровно на год в Москву, и они договорились, что через год встретятся в 10 часов вечера на берегу канала. Год пошел 3 дня назад, но молодой человек так и не появился в условленном месте – поэтому Настенька так горько и рыдала, сидя на берегу. Мечтатель решает помочь девушке и берется передать письмо ее жениху, что и делает на следующий день. Вечером встреча Мечтателя и Настеньки не состоялась, так как шел сильный дождь. На следующий вечер, Мечтатель рассказывает Настеньке о том, что ему удалось передать ее письмо. Она взволнована и боится, что ее жених все равно не придет, и при этом начинает мечтать о будущей жизни. Мечтателю очень грустно слышать это, потому что он понимает, что и сам любит Настеньку. Вместе с тем он чувствует, что у него уже есть то, от чего он не может быть одиноким – ее дружба. На следующий вечер жених так и не пришел, и Настенька делает вывод, что он ее бросил. Мечтатель хочет снова повидать того молодого человека, но Настенька возражает. И тогда он решается на признание, говоря, что любит ее. И в ответ слышит, что Настенька уже не любит своего жениха, так как он поступил с ней не благородно. Она может полюбить Мечтателя, если он даст ей немного времени, чтобы забыть старые чувства. Они еще долго мечтают о том, как будут жить вместе. И как раз в ту минуту, когда они прощаются, договорившись о следующей встрече, появляется жених Настеньки. Она радостно бросается к нему, и они уходят. На следующее утро Мечтатель получает письмо, в котором Настенька благодарит его за доброту, просит прощения и сообщает о том, что у нее скоро состоится свадьба. Он снова остается один, но в сердце у него уже не так пусто, как прежде. Краткий пересказ 'Белые ночи' в сокращении подготовил Олег Ников. ![]() В своих работах и педагогической деятельности в Яснополянской школе Толстой доказал, что дети не «маленькие глупыши», не наивные и безвольные существа, а личности, по-своему чувствующие, переживающие, мыслящие и действующие, и он защищает их право быть личностями. Глубоко проникнув в мир ребенка, Толстой раскрывает естественность детского восприятия жизни, индивидуальность личности во всем ее богатстве. Взгляды Толстого на детей проникнуты оптимизмом, глубокой верой в творческие силы, способности детей, возможности их развития. Толстой выступает против подавления личности ребенка, его инициативы и самостоятельности, призывает к чуткому и внимательному отношению к ним. Во всем этом величайшая гуманность писателя и педагога. В современном обществе нарастает волна жестокости и насилия, в том числе и со стороны взрослых к детям. В нем еще жива авторитарная бездушная педагогика. В этих условиях взоры мировой педагогической общественности, в том числе и нашей, обращаются педагогике Л. Толстого, «педагогике ненасилия». Ее гуманистическая направленность созвучна идеям Конвенции о правах ребенка, принятой в 1989 году, где излагаются личные, социальные, культурные и политические права ребенка. Среди них право сохранять свою индивидуальность, свободу от жестокости, нечеловеческого обращения или наказания и т.д. Яснополянская школа и педагогическая деятельность Л. Официальный сайт ГОУ ТО 'Яснополянская школа. Школа имени Л.Н.Толстого. ![]() ![]() В педагогике Л.Н.Толстого виден смелый отказ от старых, консервативных устоев школы, нетерпимость его к формализму, шаблону в преподавании, зубрежке, к пассивному состоянию учеников на уроке. Толстой предъявляет высокие требования к учителю, который должен прежде всего любить детей и овладеть творческим методом работы. Помимо этих прогрессивных идей в педагогике Толстого видное место занимает проблема свободы в воспитании и образовании детей. В процессе решения педагогических вопросов Толстой основательно изучал педагогические труды Коменского, Руссо, Ушинского и др. Более всего ему импонирует Руссо, провозгласивший лозунг свободы воспитания в естественных условиях. Гуманистические воспитательные идеи Руссо были восприняты и развиты Толстым, но он сумел уловить искусственность системы такого воспитаний, оторванность его от жизни. Учение Толстого о свободном воспитании было своеобразным протестом, борьбой против подавления личности ребенка, против царской педагогики и казенной школы. Понимание свободы не является простым. Толстой не одобрял восприятия свободы в духе анархии и вседозволенности. Он писал, что самый легкий путь воспитания — шлепки и насилие, а самый трудный, но верный — побудить ребенка к самовоспитанию, самоусовершенствованию. Свобода в воспитании, по Толстому, — это результат педагогических усилий, когда создаются условия к проявлению лучших сил Ребенка, когда он не подвергается давлению со стороны воспитателя и вместе с тем находится в сфере его нравственного и интеллектуального влияния. В этом видна забота Толстого о том, чтобы воспитание и обучение не подавили все то, что заложено природой, а развили в полной мере задатки и дарования ребенка. Следует отметить и некоторые противоречия Толстого в трактовке свободного воспитания и разного толкования этого понятия в течение жизни. Так, в 60-е годы он писал, что воспитание — это насилие над личностью ребенка; главная задача школы — не воспитание, а передача знаний. На практике в Яснополянской школе Толстой осуществлял воспитывающее обучение. В 90-е годы он признает свою ошибку и пишет о том; что воспитание и образование неразделимы. «Хочешь наукой воспитывать ученика — люби свою науку и знай ее, ученики полюбят и тебя и науку, и ты воспитаешь их; но ежели ты сам не любишь ее, то сколько бы ты ни заставлял учить, наука не произведет воспитательного влияния»(Т.8, С.243). В Яснополянской школе Толстой показал преимущество духовного становления детей, основанного на идее свободного воспитания. Надо отметить, что Яснополянская школа была живой, уникальной педагогической лабораторией, где писатель обучал, экспериментировал, творил. Его по праву можно назвать одним из первых русских педагогов-экспериментаторов. «Только тогда, — пишет Толстой, когда опыт будет основанием школы, когда каждая школа будет педагогической лабораторией, только тогда школа не отстанет от всеобщего прогресса, и опыт будет твердым основанием для науки педагогики». Никто из педагогов 2-й половины XIX. (разве только К.Д.Ушинский) не показал так ярко роли передового педагогического опыта для развития педагогической науки. Впервые Толстой стал заниматься педагогической деятельностью в 18,49 году, но занятия носили эпизодический характер. Серьезно же взялся за организацию школы и обучение спустя 10 лет в 1859 году и вел занятия в течение 1861-1862 гг. Надо отметить, что педагогической деятельностью Толстой занимался с перерывами до конца своей жизни (это 1870-е годы и последний период- 1890-е и 1906 годы). Самым интересным и плодотворным периодом педагогической деятельности был первый период 60-х годов, где Толстой раскрылся как педагог-мыслитель, педагог-художник, как видный деятельнародного образования. В эти годы Толстой едет за границу, уделяя много времени изучению постановки народного образования (был в Германии, Франции, Бельгии, Англии, Италии; посещал уроки, беседовал с А. Дистервегом, Фребелем и др.). Свои впечатления записывает в дневнике: «Был в школе. Молитвы за короля, побои, все наизусть, испуганные, изуродованные дети». Он подверг равной критике педагогику и зарубежную школу. Толстой не приемлет безумие, бюрократизм, педантизм в отношении к детям, оторванность школы от жизни. Возвратившись, Толстой изучает русскую народную школу и приходит к выводу, что «лучшая берлинская народная школа с портретом Песталоцци и русская сельская школа недалеко от Ясной Цоляны совершенно одинаковы и равны. Эти школы лишают ребенка всякой свободы, притупляют творческие силы и способности, далеки от их интересов». Такую школу он назвал «учреждением для мучения детей». Какой же должна быть народная школа? По утверждению Толстого, она должна, прежде всего, отвечать потребностям и запросам народа, строиться на идее народности. Создавая Яснополянскую школу как школу для народа, в основу ее деятельности Толстым были положены идеи, в корне отличающиеся от современной ему как зарубежной, так и русской школы: • Отсутствие всяких средств подавления личности ребенка, полная свобода. Главный принцип — не понуждать, а побуждать. • Искренняя любовь к детям, уважение к личности ребенка, гуманное отношение к ним. • Вера в творческие силы детей, стремление сохранить их индивидуальность. • Постоянное создание в школе «наивыгоднейших условий» для развития познавательной активности и творчества учащихся. Толстой великолепно охарактеризовал свою школу в знамени-той работе «Яснополянская школа за ноябрь и декабрь месяцы». Это была бесплатная школа для крестьянских детей (до 40 детей). К началу занятий в школу потянулись дети. Толстой пишет: «С собой никто ничего не несет — ни книг, ни тетрадок. Уроков на дом не задают. Мало того, что в руках ничего не несут, им нечего и в голове нести. Никакого урока, ничего сделанного вчера и не обязан помнить нынче. Его не мучает мысль о предстоящем уроке. Он несет только себя, свою восприимчивую натуру» Именно такого ученика Толстой ждал в школу. В школе не было строго регламентированного расписания, обязательного посещения занятий, экзаменов, никогда не делают выговоров за опоздание, но никогда и не опаздывают, отсутствуют наказания. Все это было поводом сторонникам традиционных взглядов на дисциплину объявить Толстого противником дисциплины, хотя Толстой стремился к тому, чтобы дети сами осознали необходимость порядка и дисциплины в школе. Навязывать силой порядок невозможно. Дети, по мнению Толстого, очень скоро почувствовали потребность в порядке и постоянно поддерживали его сами. Чернышевский, оценивая работу Яснополянской школы, сумел увидеть, как он назвал, «добрый и полезный» беспорядок великую силу этой школы, где дети учились со всей энергией и даже страстью. Среди всех начал, определяющих полное духовное развитие детей, Толстой считал создание в школе реальных условий для свободного их воспитания и обучения: это, во-первых, создание в школе определенного настроения, духа, который способствовал творческой работе, атмосфере жизнерадостности. Этот «дух» напряженного оживления есть необходимое условие принятия «умственной пищи». Во-вторых, естественное и доброжелательное отношение между учителями и учащимися, полное доверие, позиция равенства. Толстой считал, что ученик должен полностью «отдаться» учителю. Главным мотивом учения должна быть потребность в знаниях, убеждение в их жизненной необходимости. Залогом успешного обучения Толстой считал интерес к знаниям, так как процесс учения — всегда открытие мира, новое видение его. Много внимания Толстой уделил вопросам дидактики и методам обучения. В Яснополянской школе он разработал программу содержания образования, куда входило изучение 12-ти предметов. Кроме актов грамоты, Толстой знакомил детей с явлениями природы и общества. Надо заметить, что в разные периоды деятельности он по-разному решал этот вопрос. Основная задача школы — восприятие творческой личности ребенка и создание условий для ее творческого самовыражения. Средствами развития творческих сил детей Толстой считал: • тщательно наготовленные и интересные уроки, на которых создается атмосфера творческих исканий; • художественное рассказывание (на уроках истории, географии и др.); • писание сочинений; • рисование, пение, музыка; • игры, прогулки, экскурсии; • физкультура и труд; • физические эксперименты и опыты. Мы остановимся на методике писания сочинений. Писать сочинения было любимым занятием детей Яснополянской школы (они писали два раза в месяц по отдельным предметам). Толстой был в постоянном поиске развития творческой активности детей. В процессе экспериментальной работы он был крайне удивлен тем, что описание простых предметов, как хлеб, изба, дерево и др., доводило учащихся почти до слез тем, что давалось им трудно. Он ставит новый эксперимент: пробует давать описание каких-нибудь событий. В результате пробуждается интерес. В практике Толстого были сочинения-рассказы, сочинения на свободные темы, сочинения на пословицы и поговорки, которые особенно хорошо давались детям. Толстой постепенно вел учащихся к искусству выражения мыслей, потребности их художественного выражения. Опыт этот описан в статье, которая признана художественно-педагогическим шедевром и называется «Кому у кого учиться писать: крестьянским ребятам у нас, или нам у крестьянских ребят?» Толстой вспоминает, что испытывал глубокое волнение, наблюдая за творческой работой своих учеников в процессе написания сочинений, когда они проявляли художественное чутье, глубину переживаний. Он был потрясен своим откровением, когда увидел «зарождение таинственного цветка поэзии у детей». В статье показан и процесс руководства развитием творческих способностей детей, совместного переживания на примере коллективного сочинения на одну из пословиц. Толстой пишет, что учился у крестьянских детей тонкости видения окружающего мира. Впервые в истории сочинения простых крестьянских детей были опубликованы Толстым; в них Раскрывалась поэтическая одаренность детей русского крестьянства. Любил Толстой прогулки с детьми, во время которых «особенно ярко о раскрывались души детей, и их пытливый ум задавал массу вопросов, когда нет предела доверию и любви к своему учителю». «Вне училища, — писал Толстой, несмотря на всю свободу его, на воздухе между учениками и учителями устанавливаются новые отношения-большей свободы, большей простоты и большего доверия, те самые отношения, которые представляются нам идеалом того, к чему должна стремиться школа». Толстой по-новому подошел к определению сущности процесса обучения. Он считал, что обучение — многосторонний процесс, процесс активного, сознательного, творческого, а не механического усвоения знаний и навыков. Поэтому основным и решающим является принцип сознательного усвоения знаний. Главный путь обучения -на основе анализа фактов постепенно вести учащихся к обобщениям. «Ум человеческий, — подчеркивал Толстой, — только тогда понимает обобщение, когда сам его сделал или проверил». Эти обобщения выражаются в понятиях, правилах и законах, и могут быть сознательно и прочно усвоены детьми. Критерий осознанности понятий — это умение выразить их словами. Толстой на «практике проверял сравнительную эффективность индуктивного и дедуктивного методов, умело сочетая их в учебном процессе. Особое место в дидактике Толстого занимает принцип связи обучения с жизнью. Толстой резко критиковал немецкую школу, которая оторвана от жизни и народа и строилась на основе реакционных школьных уставов. По мнению Толстого, в учебные книги для начальной школы необходимо включить материалы из жизни своей страны, из истории своего народа, быта, русской природы, трудовой деятельности людей, что оживляет учебный процесс и делает его интересным. Толстой обосновывает и принцип доступности обучения, требующий сообщения ученикам сложного учебного материала в доступной форме. Лучшим приемом для достижения доступности обучения Толстой считал накопление учащимися возможно большего количества конкретных сведений. Доступность не означает облегченности «добавить такую работу, чтобы урок чувствовался шагом впе-ред». Толстой разрабатывает целый ряд требований, раскрывающий суть принципа. Например, избегать двух крайностей: не говорить ученику о том, что он не в состоянии понять и усвоить, и не сообщать того, что ученик уже знает; избегать непонятных для детей объяснений, непонятных русских и иностранных слов и др. Высоко ценил Толстой и роль наглядности в обучении. Ученикам необходимо давать как можно больше сведений и вызывать у них наибольшее число наблюдений по всем отраслям знаний. Первоначальное обучение, по мнению Толстого, должно начинать со знакомства детей с реальными предметами и вещами, живыми природными явлениями и событиями общественной жизни, причем теми, которых не знают дети, или которые могут знакомить их «с тонкими сторонами» известных им предметов и явлений действительности. Толстой справедливо замечает, что учитель знакомит учащихся только с той наглядностью, которая дает возможность выработать у них новые восприятия, иначе дети не будут активны, и на уроке будет господствовать скука. В Яснополянской школе ставились опыты по физике и естествознанию, особенно большое значение придавалось непосредственному изучению предметов и явлений в естественной обстановке. В тесном единстве со всеми предыдущими выступает и проблема интереса, пробуждения любознательности, что является основой успешного овладения знаниями. «Для того, чтобы ученик учился хорошо, нужно, чтобы он учился охотно; для того, чтобы он учился охотно, нужно: • чтобы то, чему ученика учат, было понятно и занимательно, • чтобы душевные силы его были в самых выгодных условиях».Толстой приходит также к выводу о неотъемлемости обучения и воспитания. Отчеты Толстого о работе Яснополянской школы полны приемов воспитывающего обучения. За время пребывания в школе у учащихся должно сформироваться мировоззрение, привычки нравственного поведения, выработаться свое отношение к окружающим людям, обществу, чувство любви к Родине. Залогом успеха учебно-воспитательной деятельности школы был индивидуальный подход к детям. Обучая, надо изучать каждого ребенка, учитывать их индивидуальные особенности и находить пути воздействия на них. Толстой обладал талантом педагогического наблюдения, умел увидеть внутренний мир ребенка. Он приводит ряд примеров индивидуального подхода к детям, когда забитая девочка, молчавшая месяц, вдруг заговорила, благодаря осторожным психолого-педагогическим приемам учителя. Толстой дал глубокие психологические характеристики детей. Несколько штрихов, и перед нами как живые встают ученики Толстого: Федька — мальчик лет Девяти, нежная, восприимчивая, поэтическая натура; Пронька — болезненный, кроткий, чрезвычайно даровитый мальчик; Семка — здоровенный и физически и морально малый лет двенадцати. Толстой тем и велик, что глубже, чем кто-либо из педагогов,. Нял необходимость изучения внутреннего мира ребенка, его желаний, интересов, потребностей. Толстой заостряет внимание и на таком важном вопросе, как роль эмоций, подчеркивая их огромную силу в обучении. Гармония разума и чувств ведет к успешному усвоению знаний. С.Т.Шацкий в статье о Толстом писал, что у него учиться надо окрашивать знания эмоциональными моментами и что чрезвычайно вредно лишать эмоционального элемента преподносимые истины, говорить о них сухо, заставить скучать. Оценивая дидактические взгляды Толстого, надо отметить и негативную сторону — нельзя согласиться с ним, когда отрицается принцип систематичности и познавательности обучения, отбирать только тот учебный материал, который интересен ребятам и др. ![]() Жуковский Василий Андреевич (29 января (9 февраля) 1783 – 12 (24) апреля 1852) Поэт, переводчик. Один из основоположников романтизма в русской литературе. Родился в селе Мишенском Тульской губернии. Сын помещика Афанасия Ивановича Бунина и его крепостной, пленной турчанки Сальхи, которая в 16 лет уже была вдовой. В России Сальха выучила русский язык и приняла крещение с именем Елизавета Дементьевна. Фамилию и отчество Жуковский получил от друга Бунина Андрея Григорьевича Жуковского. ![]() Жена Афанасия Ивановича Мария Григорьевна приняла в свою семью незаконнорожденного ребенка и воспитывала как родного сына. Образование получил в московском благородном пансионе Роде и в Главном народном училище Тулы, откуда был исключен за неуспеваемость. С 1797 по 1800 г. Учился в Московском благородном пансионе, по окончании которого служить не стал, а поселился в селе Мишенском для занятия самообразованием. Изучал древнерусскую литературу, русскую и всеобщую историю, занимался переводами. В этой статье мы проанализируем элегию, которую написал в 1802 году Жуковский. Василий Андреевич Жуковский - краткая. Василия Жуковского 2. «Сельское кладбище». В 1801-1802 гг. Служил в Соляной конторе. ![]() ![]() Литературную деятельность Жуковский начал в 1797 г., еще учась в пансионе. В «Вестнике Европы» был помещен его перевод произведения Грея «Сельское кладбище, обративший на себя внимание литературной общественности. Вышла из печати его знаменитая баллада «Людмила», положившая начало романтизму в русской литературе. В этот же год Жуковский стал редактором журнала «Вестник Европы». Со вступлением французских войск на территорию России, вступил в ополчение, где продолжал свои литературные занятия и написал балладу «Светлана», имевшую большой успех. В начале 1813 г. Поэт заболел тифом и вышел в отставку. Жуковский был приглашен ко двору для преподавания русского языка великой княгине Александре Федоровне, жене будущего императора Николая I. Был воспитателем наследника престола Александра Николаевича, будущего императора Александра II. Со своим воспитанником поэт объездил всю Россию, часть Сибири и Западную Европу. Современники говорили, что влияние Жуковского на цесаревича было благотворным. Один из ближайших друзей А.С. Пушкина, которого знал еще ребенком. Жил в Германии, в связи с расстроившимся здоровьем. Помимо поэзии Жуковский занимался рисованием, запечатлев пейзажи Швейцарии, Германии, Италии, Крыма. Просил руки своей племянницы Марии Протасовой, в которую был безнадежно влюблен, но дважды получал отказ. В возрасте пятидесяти восьми лет женился на 18-летней дочери живописца Евграфа Романовича Рейтерна Елизавете. Имел сына Павла – живописца; и дочь Александру, фрейлину, замужем за Верманом. К концу жизни ослеп. Умер в Баден-Бадене. Похоронен в Александро-Невской лавре в Санкт-Петербурге. Василий Андреевич Жуковский считается одним из родоначальников романтизма в России. Этот поэт в центр своего творчества поставил проблемы внутреннего мира человека. Как сказал про него Белинский, заслуга Жуковского неоценима - он дал 'душу и сердце' русской поэзии. Произведения Жуковского делают акцент на внутренних переживаниях героя, чувствах и эмоциях простого человека, что привело к тому, что поэту потребовалось преодолеть высокий слог, которым писали классицисты, его предшественники. Язык произведений стал более эмоциональным, живым, передающим различные психологические нюансы. В него включаются фразеология и разговорная речь. Происхождение поэта Поэт родился 29 января 1783 года на границе Орловской, Калужской и Тульской губерний, в селе Мишенском. Он был незаконнорожденным сыном богатого помещика, Афанасия Ивановича Бунина и турчанки, которую в 1770 году русские взяли в плен при штурме Бендеры. Фамилию будущий поэт получил от своего родственника, Андрея Ивановича Жуковского, бедного дворянина, жившего в имении Бунина, который усыновил мальчика. Таким образом тот избежал статуса незаконнорожденного. Произведения Жуковского (список) Поэт написал очень много, поэтому охватить его творчество в одной статье очень сложно. Тем не менее, предлагаем вашему вниманию основные произведения Жуковского (список, расположенный в хронологическом порядке). • 'Майское утро' (1797 год). • 'Мысли при гробнице' (1797 год). • 'Сельское кладбище' (1802 год). • 'Вечер' (1806 год). • 'Людмила' (1808 год). • 'Светлана' (1812 год). • 'Певец во стане русских воинов' (1812 год). • 'Эолова арфа' (1814 год). • 'Неизъяснимое' (1819 год). • 'Царскосельский лебедь' (1851 год). • 'Странствующий жид' (1851-1852 годы). Подробнее о каждом произведении читайте ниже. Юные годы и первые произведения Еще в юные годы, обучаясь в Благородном пансионе, расположенном при Московском университете, Жуковский Василий Андреевич, произведения которого мы будем анализировать, создал свои первые стихи. Наиболее значительными его достижениями в то время считаются: стихотворение 'Майское утро' и 'Мысли при гробнице', написанные в 1797 году. Стихотворение 'Майское утро' начинается в духе классицизма: 'Белорумяна восходит заря. Картина природы описывается абстрактно, идеалистически. Используется высокая лексика ('лик'), мифологизмы ('Феб'), составные эпитеты ('белорумяна'). Однако в следующих строках появляется чувство горечи и сердечной утраты. Заканчивается произведение в духе сентиментализма: 'Жизнь, друг мой, бездна слез и страданий.' 'Сельское кладбище' Ранние произведения Василий Жуковский часто писал в жанре элегии. Карамзин, в то время известный русский писатель, был другом и учителем поэта. Именно ему доверил Жуковский оценить одно из своих первых серьезных произведений - элегию 'Сельское кладбище', перевод элегии Томаса Грея, Карамзин одобрил это произведение и добился того, чтобы в 1802 году доработанная элегия была напечатана в 'Вестнике Европы', издателем которого в то время он являлся. Главная тема произведения - смысл жизни, а также взаимоотношения человека с окружающим миром. Элегия построена как размышление поэта, вызванное созерцанием сельского кладбища. В сознании поэта стихийно появляются вопросы, на которые он пытается ответить. Объединяет их общая идея о быстротечности жизни и превратностях судьбы. Поэт отдает предпочтение не 'наперсникам фортуны', а тем, кто усердно трудится на благо земли. 'Вечер' Немного позже возникли уже первые оригинальные произведения Жуковского, например, элегия 'Вечер', написанная в 1806 году. Хотя собственный почерк поэта здесь еще не полностью сформирован, бросается в глаза стройность и музыкальность языка элегии. Тема 'Вечера' - смысл жизни, предназначение человека. Лучшие вещи в жизни, по мнению поэта, любовь и дружба, красота природы. В этой элегии еще угадывались классицистические традиции: использовались мифологизмы ('Вакх', 'Зефир', 'Альпин', 'Минвана') и славянизмы ('у брега', 'златых', 'оратаи' и др.). 'Дон Кихот', критические статьи Произведения Жуковского для детей открывает появившийся в 1804 году первый из шести томов перевода Сервантеса 'Дон Кихот', в котором также отмечается мелодичная речь, живой русский язык. В 1808 году Жуковский (в возрасте всего лишь 25 лет) становится главным редактором 'Вестника Европы', преемником Карамзина. В это же время он много переводит, пишет сказки, рецензии, стихи, критические статьи. В последних поэт говорит о романтизме как о новом самостоятельном направлении в русской литературе. Классицистические нормы к романтизму уже неприменимы, его нужно оценивать с точки зрения 'соразмерности' и 'сообразности' вкуса, стилистической сочетаемости. 'Людмила' Жанры произведений Жуковского не ограничивались элегиями. В 1808 году выходит первая баллада - 'Людмила', представляющая собой вольный перевод творения Г. Бюргера, немецкого поэта. Это произведение уносит читателя в неизведанный пугающий и манящий одновременно. Сюжет переносит читателя в средневековье, период ливонских войн 16-17-го веков. Главная героиня, Людмила, ждет своего любимого с поля боя и, не дождавшись, начинает роптать на судьбу. Мать пытается ее успокоить, говоря, что 'рай - смиренным воздаянье, ад - бунтующим сердцам', и призывает быть послушной небесам. Однако Людмила теряет веру, и ее уделом становится ад вместо ожидаемой награды. 'Светлана' Произведение 'Светлана' (Жуковский) - это уже оригинальная баллада, в которую были включены русские обряды и поверья. Настроение этого произведения, в отличие от 'Людмилы', радостное, светлое. В балладу вставляются элементы русского фольклора - подблюдных песен и выражений ('кузнец, скуй мне злат и нов венец', 'моя краса', 'подруженька', 'радость, свет моих очей', 'красен свет' и др.). Светлана также ожидает жениха, но, в отличие от Людмилы, в конце концов его встречает. 'Эолова арфа' Романтические произведения Жуковского продолжает творение 'Эолова арфа' (1814 год). В нем органично сочетаются баллада и лирическая стихия. Жуковского предложил Белинский, по его мнению, в этой балладе 'сосредоточен весь смысл, вся благоухающая прелесть романтики Жуковского'. Героиня не умирает, а переходит в потусторонний мир, где соединяется наконец со своим возлюбленным. Мотив двоемирия пронизывает многие известные произведения Жуковского, проходя через все его творчество. 'Певец во стане.' Года не могла не вызвать отклик в сердце поэта, который был с ней знаком не понаслышке - Жуковский принял активное участие в военных действиях в чине поручика, сражаясь за Родину. Событиям того времени посвящено произведение 'Певец во стане русских воинов', в котором патриотическая тема звучит особенно сильно, ведь все связано с личном опытом автора. Основная часть произведения была написана на фронте, перед сражением под Тарутиным. Поэт восхваляет мужество и доблесть русского народа, его героизм и бесстрашие перед лицом врага. Характерны здесь одическая торжественность, возвышенный язык, использование славянизмов, таких как 'рать', 'сонм', 'се', 'зрит', 'вперил' и других. Произведение написано сочетанием трехстопного и четырехстопного ямба, что было необычно в то время, поскольку оды до этого писались исключительно 'Неизъяснимое' После смерти Маши Протасовой, возлюбленной и музы, с которой поэт так и не соединился в жизни, поскольку мать девушки была против их брака, Жуковский начинает все сильнее задумываться о вечном, небесном, в стихах появляются мистический оттенок и религиозные мотивы. Произведения становятся немного строже, иногда поэт отказывается и от излюбленных стилистических излишеств, и даже от рифмы. Его переполняет 'избыток неизъяснимых чувств', которые он попытался передать в стихотворении 'Неизъяснимое' (1819 г.): 'Все необъятное в единый вздох теснится; И лишь молчание понятно говорит'. Переводы 20-30-х гг. В 20-30-е гг. Поэт создает новые баллады и переводы. Сюжеты он заимствует у Гете ('Рыбак'), Шиллера ('Рыцарь Тогенбург', 'Кубок'), Скотта ('Замок Смеагольм, или Иванов вечер') и других поэтов. Жуковский переводит 'Слово о полку Игореве', 'Шиньонского узника' Байрона (1818-1822), 'Орлеанскую деву' Шиллера, а также увлекается Гете, с которым ему удалось встретиться лично в 1821 году, когда поэт впервые совершил заграничную поездку. Последние произведения Жуковского Последние баллады Жуковского представляют собой переводы поэм 'Рустем и Зораб' и 'Наль и Дамаянти', в которых он задумывается о вечности. Эти баллады звучат очень современно, поскольку написаны вольным стихом и затрагивают волнующие темы. Жуковский Василий Андреевич, произведения которого были от этого не менее оригинальными, часто заимствует мотивы и темы у зарубежных авторов. Лишь в возрасте 58 лет, в 1841 году, поэт наконец обрел семью, женившись на Елизавете Рейтерн. Однако спустя некоторое время после женитьбы Елизавета заболела, и семья для поправки ее здоровья поехала в Германию. Здесь Жуковский заболел, однако продолжил работать. В 1851 году Жуковский написал элегию 'Царскосельский лебедь', которая завершается гибелью лебедя, некогда обитавшего в Царском Селе. Произведение это насквозь автобиографично, иносказательно, но очень искренне повествует о трагической судьбе поэта, пережившего свою эпоху и самого себя. В том же году он начал диктовать (так как держать перо уже не мог) свою последнюю поэму 'Странствующий жид', явившуюся своеобразным итогом всего творчества автора. К великому сожалению, она так и осталась незавершенной. 12 апреля 1852 года Жуковский умер в немецком городе Баден-Бадене. Произведения Жуковского вышли из эпохи классицизма и литературного движения первой трети 19-го века, ответили на ряд насущных вопросов того времени и дали толчок развитию литературы в новом направлении - в романтическом ключе. |